19. Драконьи сны

…Жирная черная грязь чавкает под короткими лапами, несущими чешуйчатое тело сквозь папоротники и хвощи, покрывшими бескрайнее болото. Мерзкий скрежещущий крик, оглушительное хлопанье перепончатых крыльев и в следующий миг острые зубы сомкнулись на дрожащем горле, покрытом мелкой чешуей. Длинный хвост с острым гребнем ударил по воде, взметнув тучу брызг и остатков гниющей растительности, острые когти вспороли мягкое брюхо и огромная тварь забилась в предсмертных судорогах, чувствуя, как хищные челюсти жадно терзают ее плоть, вырывая окровавленные куски из еще живого, трепещущего тела.

…Дрожа от страха прятаться под поваленным стволом, сжавшись в комок и молясь, чтобы тебя не заметили. Вокруг, оглашая воздух утробным рыком, движутся горы чудовищной плоти, холодные змеиные глаза окидывают густые заросли, выискивая прячущую добычу. Откуда-то сверху раздается протяжный крик и крылатая тень проносится над лесом, указывая путь исполинской твари. Огромная голова вскидывается вверх, открывается зубастая пасть и чудовище, ломая ветки и молодые деревья, устремляется за убегающей в слепом ужасе двуногой фигуркой.

…Сумрачный подземный зал освещают лишь полыхающие в черной чаше языки пламени. Багровые отблески отражаются от золотого идола в виде исполинского змея с мерцающими алыми глазами-рубинами. Под идолом на алтаре из черного камня корчитсяобнаженное женское тело, обьятое одновременно стыдом и похотью. Тонкие пальцы, не зная покоя, снуют по истомленной плоти, чресла сводит сладкой истомой, проступающей влагой на нежной плоти. Холодная чешуя касается ее тела и раздвоенный язык обвивает затвердевшие алые соски, скользит ниже, исторгая все новые стоны с искусанных в кровь губ. Хлопают перепончатые крылья, словно в ответ, из мрака раздается шипящий смех. Нечеловеческая фигура склоняется над слившимися в противоестественных обьятьях телами и острое лезвие зажатое в чешуйчатой длани делает первый надрез на алебастрово-белой коже.

Дейнерис Таргариен с криком проснулась, усаживаясь на ложе, устланном бархатными покрывалами и шкурами редких зверей, подаренных кровными всадниками. Обычно она куталась в них, укрываясь от пронизавшего стены замки холода, но сейчас ей было как никогда жарко, словно драконий огонь, разлитый в ее крови, разгорелся небывалым доселе пожаром. Обильный пот пропитал тонкую ночную рубашку, облепившую ее цветущее тело, все еще сводимое сладострастным томлением и Мать Драконов, не в силах сопротивляться, устремилась пальцами к обильной влажности меж ее бедер.

Нет. Так нельзя!

Словно ужаленная она отдернула руку, устыдившись своего порыва. Обернулась на Миссандею — верная наперсница, подкидывавшаяся от каждого звука, лежала как убитая, никак не отреагировав на крик своей королевы. И дотракийская стража, дежурившая у ее покоев день и ночь, не ворвалалась в королевскиепокои, чтобы проверить все ли в порядке с Кхалиси. Все словно замерло, вымерло, уснуло кроме Дейенерис Таргариен и…

Сдавленный писк вырвался из горла девушки, когда над кроватью, словно соткавшись из мрака, нависла бесформенная черная тень. Не живое существо, но бесплотный сгусток тьмы, чудовищное порождение ночи, изогнувшееся над кроватью подобно питону. Два алых огня сверкали во мраке, принимающего обличье то змеиной морды, то огромного человеческого лика, с неясными, меняющимися чертами. Но хуже всего, что от тени исходил голос, вернее низкое, едва уловимое шипение, которое не могла воспроизвести человеческая глотка. Голос твари заставлял гордую наследницу Таргариенов извиваться и корчиться всем телом, как под ударами плетей — одновременно от страха, отвращения и животной похоти.

— На тебе клеймо Змея, Мать Драконов, — шелестел страшный голос, — кровь, что течет в твоих жилах, соединяет тебя с Королями-Гигантами, рожденных от чресел великого Сета. Не сопротивляйся мне, прими меня и свое наследие, как часть себя. Кровь гадов земных, что течет в твоих жилах отворит врата Мрака, предваряя эпоху нашего Господина. Ты придешь ко мне, отдашь драконов, отдашь себя всю, без остатка, напитав меня своей силой. Сейчас с тобой говорит моя душа, но однажды я приду к тебе в теле и возьму, что мне причитается.

— Нееет!!! — крик Дейнерис всколыхнул портьеры и погасил свечи в светильниках. В ответ послышался злорадный хохот и вслед за ним — хлопающий звук, словно от крыльев летучей мыши. Уродливый силуэт на миг заслонил окно и растаял в лунном свете, серебряным клинком пронзившим то место, где только что скрывался чудовищный фантом.

— Что случилось, Ваше Величество? — проснувшаяся Миссандея встревоженно прильнула к королеве, прижавшись к ее спине голой грудью.

— Ничего, — Дейенерис резко поднялась с кровати, одевая свое черное платье, — мне нужно выйти наружу. Одной, — поспешно сказала она, видя как поднимается верная служанка, — я скоро вернусь.

Быстрыми, нервными шагами она двинулась по коридору, почти сбиваясь на бег. Предчувствие чего-то ужасного гнало ее наружу, к единственным по-настоящему дорогим ей существам, которых она могла по праву назвать своей семьей. Не обязательно спускаться, хотя бы взглянуть на них, убедиться, что у ее детей все в порядке.

Конан протянул руку, привычно нащупывая малейшие выбоины в камне, и одним движением забросил тело на каменную горгулью, злобно взиравшую со стен Драконьего Камня. Драконы окружали его повсюду: башни и прочие строения замка имели форму огромных крылатых ящеров, драконы помельче обрамляли ворота, драконьи хвосты изгибались, образуя арки, мостики и внешние лестницы замка. Стены замка украшали и иные создания: каменные грифоны, демоны, мантикоры, минотавры, василиски. Со стороны, возможно, это и выглядело устрашающе, однако для Конана, с малолетства привышего карабкаться по скалам родной Киммерии, подобные украшения означали не более чем удобную дорогу. Куда труднее было карабкаться по склонам исполинского вулкана, именуемого Драконьей Горой у подножия которой и стоял замок. Причалив вечером Конан начал подъема по склонам вулкана, чтобы подобраться к цели. На это ушло пол-ночи, но Конан все же пробрался к вросшему в гору замку с той стороны, откуда никто не ждал нападения. Там где не прошла бы армия, прошел один киммерийский горец — и потом еще взобрался на одну из башен, напоминающую крылатого дракона. Пришлось изрядно постараться, чтобы обойти стоявших на стенах дотракийцев, но все же ему это удалось, благо кочевникам, приученным к бою в степи, все еще было непривычно оборонять замки. Один из них, высокий смуглый дикарь, в одеяних из звериных шкур, как раз стоял на вершине той башни, куда пробрался Конан. Долгая спокойная служба порядком расслабила вчерашнего кочевника, только что не дремавшего оперевшись на длинное копье. Заслышав легкий шорох, дотракиец обернулся и его глаза широко раскрылись при виде свирепого черноволосого воина в одной набедренной повязке. Он схватился за копье, но Конан оказался быстрее: сорвав с пояса длинный нож, он метнулся вперед и, предостерегающий крик, не успев вырваться, превратился в предсмертный хрип, когда острое лезвие рассекло горло кочевника. Небрежно отшвырнув тело, Конан подошел к краю башни, внимательно осматривая спускавшиеся к морю склоны горы. Драконов, дремавших подножья вулкана, киммериец заметил еще при спуске с Драконьей горы, но только сейчас как следует рассмотрел трех крылатых ящеров, в очередной раз восхитившись их устрашающей красотой. Самый крупный, лежавший ближе всех к замку, был уже знаком Конану: огромная тварь с черными крыльями и чешуей, кроваво-красными рогами и спинными пластинами. Рядом с ним лежали еще двое, поменьше, — один с зеленой чешуей с золотистыми крапинами, второй — с бледно-желтой чешуей, с рогами и гребнем из темного, сверкающего в лунном свете золота. Даже на таком расстоянии, спящими, они поражали до глубины души, невольно внушая почтение к тому, кто сумел подчинить себе таких чудовищ.

Однако, пора приступать к делу. Конан снял с пояса небольшой мешочек и, развязав тесемки, развеял по ветру черный порошок, прошептав слова, которым научил его Н"кона. Вскоре за послышалось хлопанье огромных крыльев и Конан, обернувшись, увидел черную виверну. Мертвые глаза равнодушно скользнули по Конану и тенекрыл, сложив крылья, опустился на башню. Конан невольно сморщился почуяв запах разлагающейся плоти: Квиберн и Н"кона немало потрудились, чтобы вдохнуть жизнь в это противоестественное создание, но спасти его от разложения им не удалось. Однако оживленная искусством колдуна и мейстера-расстриги тварь теперь не боялась драконов и беспрекословно слушалась тех, на кого ей укажут ее создатели. В данном случае Конана. Без всякой симпатии относясь к использованию колдовства, король, скрепя сердце, понимал, что иного способа осуществить его план нет.

Меж широких крыльев чудовища, покоился огромный стреломет, прикованный к тенекрылу цепями. Даже мертвая виверна имела свой предел сил, поэтому ей уложили на спину только скорпион, предоставив Конану добираться своим ходом. Перед этим, Н"кона, взяв у Конана несколько волос и каплю крови, растер их в порошок, который он втер в ноздри твари, чтобы она нашла киммерийца, где бы он не оказался. Другую часть порошка он отдал киммерийцу. Стараясь не шуметь, Конан снял цепи и установил скорпион на краю башни. С огромной осторожностью, он принял из лап виверны три длинных копья, такие же, которыми из подобного орудия ранили дракона на Розовом Тракте. Сейчас острия покрывала темная вязкая смесь, издающая сладковатый запах — загустевший сок Яблок Деркето. Очень осторожно Конан взял одно из копий и уложил его в баллисту, направляя острие болта на черного дракона.

— Не надо!!! — отчаянный крик вырвался из уст Дейенерис, при виде стоявшего на краю башни полуобнаженного мужчину, целившегося в Дрогона из скорпиона. Уже готовый спустить тетива он обернулся к бросившейся ему навстречу девушке. Тут же раздалось громкое шипение и над Дейенерис нависла уродливая черная тварь. Удар хвоста сбил девушку с ног и над ней распахнулась пасть, смрадно пахнувшая могильной гнилью. Королева сжалась в комок, готовясь к неизбежной смерти, когда между ней и чудовищем выросла рослая фигура. Мужчина гневно крикнул на незнакомом языке и тварь, недовольно шипя, отступила. Незнакомец склонился над Дейенерис и та увидела суровое, покрытое шрамами лицо, не лишенное, впрочем, определенной мужской привлекательности. Голубые глаза с неизбывным мужским интересом окинули сребровласую девушку с фиалковыми глазами.