Джесси слегка опустила свой топ с левой стороны, чтобы продемонстрировать горизонтальный шрам, который расположился на ключице от плеча до шеи. Она увидела, что к ним снова направляется официантка и быстро подняла блузку.

– Я буду тосты с фруктами, – произнесла она.

– Картошка фри с беконом, – добавил Эрнандес.

Девушка кивнула и удалилась с той же скоростью, что и пришла.

– Интересный заказ, – заметила Джесси, пытаясь хоть немного разрядить обстановку.

– Что происходило потом? – тихо спросил Райан, отказываясь сменить тему разговора.

– Мой отец бросил меня там, истекающую кровью перед мертвым телом собственной матери. Он так и не вернулся. Через три дня на нас наткнулась пара охотников, которые вызвали помощь. Как только я достаточно отошла, чтобы говорить, то все рассказала властям. Отец сжег все тела, кроме маминого. Но у них было несколько вещественных доказательств, подтверждающих все: видеозаписи его извращений и остатки человеческих тел, в основном костей. Но некоторые копы отказались поверить мне. В результате, они решили вывезти меня из города, чтобы защитить. Тогда они все еще надеялись поймать его, а я была единственной выжившей свидетельницей. У них было и мое письменное заявление, и видеозапись показаний. Мне не было смысла оставаться там. Поэтому меня подключили к программе по защите свидетелей, и я переехала жить в Лас-Крусес, штат Нью-Мексико, в семью Брюса и Джанин Хант. Они как раз недавно потеряли малыша, который скончался от рака. Отчим был агентом ФБР, а мачеха учительницей.

– И там ты провела остаток детства? – спросил Эрнандес.

– Да. Меня стали называть Джесси, поскольку я не могла нормально реагировать на имя, которым звала меня мама перед тем, как все это произошло. Они также выдумали небольшую историю о моем прошлом, которую мы успешно применяли. Никто, кроме моих приемных родителей и пары американских офицеров из Нью-Мексико, понятия не имели о правде. Я закончила там школу, а затем переехала сюда, поступив в Калифорнийский.

– Ты еще общаешься с ними?

– Раньше мы все были очень близки. Сейчас я все еще достаточно много общаюсь с Джанин, моей приемной матерью.

– Но…? – подтолкнул Эрнандес, явно уловив ее нерешительность.

– К сожалению, когда я училась на первом курсе колледжа, у нее обнаружили тот же тип рака, от которого много лет назад умер их сын, – сказала Джесси, как ни в чем не бывало. – На протяжении почти десяти лет у нее то наступала ремиссия, то болезнь снова возвращалась. Она сильно пострадала как физически, так и морально, и теперь практически прикована к постели. Она всегда была своеобразным мостиком между мной и моим приемным отцом Брюсом. Мы оба довольно упрямы. Но в последние годы, когда она совсем ослабла, мы немного разошлись. Тем не менее, он периодически приезжает ко мне. Даже был здесь несколько недель назад, чтобы поддержать, когда произошла вся эта эпопея и выяснилось, что мой муж оказался убийцей-социопатом. Но общаемся мы мало.

– Он все еще работает на бюро? – поинтересовался Эрнандес.

– Он вышел на пенсию. Все еще консультирует их и полицию Лас-Крусеса, но формально он не работает.

– Что-то вроде тебя, – заметил Райан, криво улыбнувшись.

– Никогда не задумывалась об этом в таком ключе, но да.

– Прости, что спрашиваю, – продолжил Эрнандес. – Но какое отношение все это имеет к Крачфилду?

Джесси была благодарна, что он не стал задавать вопросов о случившемся в том домике, и ответила, прежде чем он передумал.

– Я услышала о деле Крачфилда, когда училась в колледже, и что-то в нем показалось мне знакомым. Я провела небольшое исследование и обнаружила, что он использовал те же методы, что и мой отец. Он держал жертв живыми в своем подвале. Как ты сам знаешь, подвалы здесь встречаются крайне редко. Я также узнала, что он специально отстроил его после покупки дома. Он привязывал своих жертв к потолку аналогичным образом и использовал ту же марку охотничьего ножа для пыток и убийств.