– Собираюсь, – твердо ответил Кайл. – Я еще до первого обвала полога расстался с любовницей и храню верность Таяре. Я люблю ее, глубоко уважаю и не причиню ей боли связями на стороне, даже случайными связями с куртизанками, что порой приезжают в месторасположение войск. Я храню ей верность без всяких оговорок.

– Уважаешь? Кайл, ты правда думаешь, что уважение удержит тебя от измены? Что платоническая любовь к далекой принцессе, к невесте по переписке, поможет справиться с собой, когда нахлынет страсть? Ты благодарен принцессе за спасение твоей жизни, причем неоднократное, но испытываешь ли ты к ней пылкое влечение?

Теперь отшатнулся Кайл:

– Помилосердствуй, Рамир, моя невеста – еще девочка!

– И я о том же: ты уверен, что тебя захлестнут пылкие чувства к ней, когда она станет совершеннолетней? Думаешь, уважение и признательность заменят страсть? Нет, друг, не заменят, и когда ты встретишь ту, от кого потеряешь голову, ты меня поймешь.

– Тридцать один год головы от женского личика не терял и далее не потеряю, – холодно заверил Кайл. – Я люблю Таю, она любит меня и этого довольно.

– Ну-ну, я посмотрю, сколько протянут твои идеальные отношения с принцессой. Ты просто никогда не испытывал безумной страсти Кайл, такой, что заставляет жертвовать всем, любыми прочими отношениями. Когда ты наконец встретишь женщину, за одну ночь с которой будешь готов отдать душу дьяволу, тогда мы и поговорим.

По прошествии первого года войны у Таи стало складываться устойчивое ощущение, что она страдает раздвоением личности. Некоторые дни она проводила во дворце, как юная принцесса, – посещала уроки, покорно выслушивала нравоучения старичка-литератора, посвященные ненаписанным сочинениям и не прочитанным романам, болтала с подругами и участвовала в «очень важных» придворных мероприятия, благосклонно кивая головой вельможам и действуя по известной формуле «улыбаемся и машем». Она с видом нерадивой девочки разводила руками, когда учителя говорили ей:

– Ваше высочество, у вас было два (три, четыре, пять...) дня, чтобы выполнить домашнее задание, а вы его не выполнили! – и думала при этом:

«Все эти дни я проводила на ногах со скальпелем в руках и никак не могла попутно строчить опусы о творчестве очередного писателя. Я бы напугала пациента, если бы явилась в операционную с ручкой и тетрадкой и сказала бы:

– Еще не помираете? Отлично, тогда я успею набросать пару строк домашнего сочинения. У вас разодраны три артерии? Какой ужас, а что вы думаете о творчестве поэта Зимнего? Ну подскажите хоть пару строчек, ну что вам стоит! И чего вы так переживаете, что руку ампутировать придется? Зачем вам рука, если вы не пишете сочинений?»

Хорошо, хоть на уроках магии не надо было притворяться ленивой девочкой: барон Лерен и Милли знали, что Тая уже давно не девочка, Итан же уверовал в гениальность сестры, а гении, как известно, быстро взрослеют. Однако для всех остальных обитателей дворца Тая была еще юной девушкой.

В другие дни (и таких, к счастью, было больше) она была взрослой, всеми уважаемой женщиной, занятой действительно важным делом. С ее мнением считались, ее указания беспрекословно исполнялись. Она руководила огромным и все больше разрастающимся отделением больницы, вела лекции и практикумы у стажёров, приезжавших со всех концов мира, чтобы обучиться основам хирургии, и конечно же она оперировала.

Дней Тае катастрофически не хватало, но она упорно пыталась объять необъятное, успевая не только работать, но и магию изучать, и таблицу элементалей доделывать, и в старинных некромантских текстах разбираться, и немногочисленные обязанности принцессы исполнять. Свою мечту стать хирургом Тая реализовала на двести процентов: благодаря успешному симбиозу магии и земных знаний в области анатомии и хирургии удалось полностью убрать из медицинского справочника Ниарто раздел неизлечимых смертельных заболеваний – на ранней стадии в королевстве вылечивали всё! Эта отличная новость ставила перед врачами новую задачу – задачу улучшения и расширения методов диагностирования, чтобы в больницу перестали поступать пациенты, находящиеся в таком состоянии, когда и у магов и у хирургов опускались руки.

Словом, дней Тае действительно не хватало катастрофически, ее впервые радовали лишние годы, подаренные ей при смене тела, а еще радовало, что она наконец-то упросила отца-короля раскошелиться на дорогостоящий подарок – морг при больнице. До этого в мире такой термин, как морг, отсутствовал, всех умерших хоронили сразу, но Тая была твердо намерена внести уйму исправлений в местные анатомические атласы, а для этого ей был нужен морг, тихие «пациенты» в нём и прогрессивные врачи, желающие просвещаться в вопросах строения тела человеческого, не полагаясь на малочуткий магический рентген. Врачи были, «пациенты», увы, тоже порой появлялись, а теперь, наконец, и третий элемент должен был вскоре начать функционировать.

Но у лишних лет жизни была своя цена: после каждого обвала полога Тая часами простаивала у операционного стола, спасая десятки жизней, а потом... потом она просыпалась во дворце и шла на урок бальных танцев.

– Я постигаю искусство лицедейства, – говорила себе Тая по утрам, выбирая подходящий для нового дня наряд. – Или во мне всё-таки пробудилась склонность к шизофрении? Еще и личины эти постоянные – я скоро совсем с ума сойду! Когда кто-то делает комплимент моим синим глазам, мне хочется сообщить ему, что он дальтоник, и отправить к целителю соответствующего профиля.

В конце концов Тая взбунтовалась против личины Тамары Светлой:

– Я уже выгляжу практически так же, как моя личина, – зачем верховный маг каждое утро ее на меня нацепляет перед отбытием в больницу?!

– Но богатой незамужней девушке не положено появляться в обществе без личины, – возразила королева.