Вольфганг аж взмок. Что
– Э-э, ну да… – промямлил он, чувствуя, что краснеет как рак. От ответа его спас пронзительно прозвучавший звонок на урок, что несомненно было хорошо, потому что в голову ему лезли глупейшие ответы.
– Теперь мы довольно долго не сможем видеться, – вместо этого сказал он.
– Но я хотя бы знаю, где ты.
– Я бы хотел поцеловать тебя еще раз на прощание, – эти слова буквально слетели у него с языка.
– Так сделай это наконец, – сказала Свеня.
Потянулись серые, безрадостные каникулы. Вольфганг целыми днями разучивал пьесы и даже прилагал усилия, надеясь, что за примерное поведение в ближайшее время его освободят из-под домашнего ареста и он снова сможет встретиться со Свеней. Не видеться с ней хотя бы один раз в день оказалось для него еще большим испытанием, чем он мог предположить. Впервые в своей жизни он мечтал, чтобы каникулы закончились побыстрее.
В свободное от виолончели время он читал книгу, которую взял в библиотеке для старших классов. Авторы книги, Ян Вилмут и Кейт Кэмпбелл, были теми самыми британскими учеными, которые в 1996 году вывели в институте Рослина в Эдинбурге первое клонированное животное – знаменитую овечку Долли. Вольфганг приготовился к сложному чтению, но был приятно удивлен тем, что книга оказалась интересной, и, хотя большая ее часть была посвящена биологии, авторы подробно разъясняли все непонятное, намного доступнее, чем это когда-либо удавалось Халату.
Не без тревоги читал Вольфганг, к примеру, о том, что Долли была клонирована из клетки, взятой из молочной железы овцы на шесть лет старше ее, которая была уже мертва ко времени проведения эксперимента. Другими словами, это доказывало, что возможно клонировать мертвых. Вольфгангу ничего не оставалось, как, отложив книгу в сторону, взяться за свою древнюю музыкальную энциклопедию и найти в ней портреты знаменитых виолончелистов. Но как он ни приглядывался, он не мог найти между собой и Пабло Касальсом ни единой общей черты, даже тогда, когда принес себе для помощи ручное зеркальце из ванной. Да и остальные великие виолончелисты, как те, кто давно уже умер, так и ныне живущие, не очень-то смахивали на него. По крайней мере в том виде, в котором они были напечатаны в его энциклопедии. В своих поисках он внезапно наткнулся также и на имя Тессари – некий Сьепан Тессари, урожденный румын, его многообещающая карьера виолончельного виртуоза резко оборвалась после несчастного случая, когда он сломал себе руку. После этого он посвятил себя преподаванию и поддерживал юные таланты и в этом качестве завоевал себе мировую славу среди виолончелистов. Там было написано даже, что он работает в Государственной Опере с двадцати пяти лет и преподает в музыкальной школе. Не было только его фотографии.
Берлин. Он совсем забыл об этом. Но теперь, когда он заперт под домашним арестом, из этого все равно ничего не получится. Наверное, Свенина сестра не поверила в их авантюру всерьез.
В конце концов, у него были и другие заботы.
– Ваш медовый месяц вы провели в Испании, так ведь? – однажды, как будто просто так, спросил он мать за обедом. – А где вы там успели побывать?
– О, – мама ненадолго задумалась, прежде чем ответить. – Мадрид, Барселона. Я сейчас уже и не вспомню все подробно. Спроси лучше у своего отца. Идея и организация поездки были его, он наверняка помнит лучше.
Не похоже на то, чтобы ее поймали на месте преступления, однако она так и не смогла разрушить опасений Вольфганга.
Был ли он клоном? По утрам, стоя в ванной, он разглядывал свое отражение в зеркале и спрашивал себя, как это – быть клоном. Ему представлялось, что это примерно то же самое, как нечаянно порезать палец и обнаружить, что под кожей у тебя слой пластика. Или, сломав руку, увидеть, что вместо мяса и костей у тебя провода и рычаги. Конечно же, все это были глупости. Клон не робот – однако все-таки искусственное создание, целиком неестественное.
Впрочем, из книги он узнал, что клоны были далеко не такими неестественными явлениями, как принято было считать в обществе. На самом деле клонирование было не более чем одной из форм бесполого или вегетативного размножения, которое было скорее нормой, чем исключением для многих, прежде всего для простейших, организмов. Пересаживая побег комнатного растения в отдельный горшок, мы делаем не что иное, как клонируем его. Все яблони Кокса, к примеру, были клоном одного дерева, которое в девятнадцатом веке выросло из яблочного семени. Многие сорта грибов размножаются исключительно вегетативно. По большей части это относится также ко мху, папоротнику и обыкновенной траве. Естественной формой клонирования является партеногенез, или девственное размножение, яйцеклетка образует себя сама и развивается без оплодотворения. У позвоночных это встречается достаточно редко, однако встречается, прежде всего у некоторых видов ящериц, у лососевых рыб и у индюков.
В любом случае у млекопитающих партеногенеза не бывает. Для того чтобы произвести клона, приходится прибегать к трудоемким техническим средствам. Что этот процесс ни в коем случае нельзя назвать естественным, доказывает синдром, который ученые назвали синдромом избыточных жиров – у жвачных животных, клонированных путем пересаживания ядра клетки, при рождении жиры весят, как минимум, на треть больше, чем у рожденных естественным путем. Это усложняет процесс родов и приводит к дополнительным медицинским затратам. Именно по этой причине в США оставили все попытки разводить коров путем фабричного клонирования.
– Тебе тяжело было меня рожать? – спросил Вольфганг, когда ему снова представился удобный случай перевести разговор на тему детства.
Мать тяжело вздохнула, вспоминая.
– И еще как тяжело! Ты весил больше четырех с половиной килограммов. Настоящий великан. Я едва избежала кесарева сечения. – Казалось, воспоминание об этом было для нее тяжелым, она поморгала, словно хотела прогнать его, и затем спросила: – А почему ты спрашиваешь?