– Вы проходите это в школе?

– Спасибо небезызвестному господину Фраскуэло Азнару, звезде радио и телевидения.

– А, ну да, – отец понимающе кивнул. – И все равно – расскажи мне, что ты об этом знаешь.

Вольфганг обреченно вздохнул, внутренне попросив прощения у Егелина. Как ему могло прийти в голову, что все, что он рассказывает своему учителю, тот с пылу с жару побежит сразу доносить его отцу? Стыдно.

– Ну хорошо. Клон – генетическая копия другого человека. Чтобы создать его, ядро оплодотворенной яйцеклетки заменяют клетками тела того человека, которого хотят клонировать.

– Не просто оплодотворенной яйцеклетки, но зиготы, ну ладно. До этого момента все верно, – кивнул отец. – А дальше?

– Дальше ничего. Изменившуюся яйцеклетку вживляют суррогатной матери, которая вынашивает ребенка, как при нормальном оплодотворении, – сказал Вольфганг. – И поскольку в каждой клетке содержится вся генетическая информация о человеке, так сказать, его строительный план, ребенок будет полной копией того, от которого взято клеточное ядро. А именно, его клоном.

Отец все еще смотрел на него молча, как будто ждал продолжения, и поэтому Вольфганг добавил со скукой в голосе:

– Ну да, что касается клонирования человека, то оно, конечно же, неприемлемо с точки зрения морали, запрещено во всем мире, является неуважением к человеческому естеству и воле Божьей и так далее и так далее и так далее…

– Не во всем мире. К примеру, на Кубе до сих пор нет закона, запрещающего клонов.

– Об этом нам тоже говорили, и не раз, – кивнул Вольфганг, – как и о том, что соответствующая резолюция ООН так и не набрала необходимое количество голосов для ее принятия.

Отец кивнул.

– И, несмотря на все это, признание профессора Азнара взбудоражило весь мир.

– Взбудоражило, не то слово! Наши учителя просто словно с катушек съехали.

– Не только ваши учителя. Во всем мире и, конечно же, в первую очередь в Германии, журналисты охотятся за теми, о ком известно, что они были знакомы с Азнаром, – сказал отец, вытянул шею вперед, как черепаха, и добавил: – Например, за мной.

– Ты? – У Вольфганга глаза полезли на лоб от удивления. – Ты знал Азнара?

Отец кивнул:

– Встречались на одном конгрессе. Как и с тысячами других ученых. Еще, конечно же, сохранились списки участников. Я даже думал, что моего имени там нет, потому что мне пришлось срочно заменить там моего руководителя, но, очевидно, я ошибался.

Свет в столовой, казалось, резко изменился. Тени, которые отбрасывали еловые ветки, теперь выглядели как тени страшных лап с гигантскими когтями. И со стенами не все было в порядке: уголком глаза он почти видел, как они бились, словно медленные удары сердца.

Вольфганг даже не мог бы сказать с уверенностью, билось ли еще его сердце. До этого момента «клономания» казалась ему очередным задвигом учителей, у которых и без того хватало заморочек. Ему и в голову не могло прийти, что она может иметь какое-то отношение к нему самому или к его семье.