– Я всего лишь делаю свою работу, – пожала плечами Рене.
– Все делают, – хмыкнул мистер Джошер. – Одно и то же во всех больницах страны. Протоколы везде одинаковы, но только про вас ходят такие слухи.
– Сплетни, вы хотели сказать, – вздохнула она и подхватила папки с документами.
– Скорее, легенды, – последовала ухмылка.
Рене немного скованно улыбнулась в ответ и раздосадованно покачала головой. Вот ведь чудак.
– Это обычная психология общения с пациентами. Никакой магии. Об этом ещё писал Бернард Лаун4.
Рене пожала плечами, в последний раз напомнила, с какой стороны находится кнопка вызова дежурной медсестры и вышла из палаты.
Ну а дальше день полетел как-то слишком уж быстро. Потратив всё утро на сумбурные отчёты ночной смены и осмотры своих пациентов, Рене всё же успела до обеда сбегать на несколько докладов симпозиума, выслушала ворчание главы отделения и теперь пыталась готовиться к завтрашнему тесту. Но нервный рабочий пейджер то и дело разражался вибрацией от сообщений, отчего и без того дёрганная Рене постоянно пугалась и сбивалась с текста. Если так пойдёт дальше, завтрашний тест она точно завалит.
– Хватит переживать, – привычно проворчала Энн.
Медсестра стояла рядом и распечатывала бесконечные листы назначений. Она бросила недовольный взгляд на Рене, которая вот уже вторую минуту нервно крутила меж пальцев ручку, и вдруг принялась шарить в кармане своего костюма. Наконец, найдя искомое, она протянула крем.
– Держи. Твоя кожа уже похожа на пережёванный коровой папирус. Скоро кисти совсем засохнут и отвалятся. А если покроешься коростами из-за раздражения, то можешь забыть об операционной. Я тебя туда не пущу.
Хмыкнув, Рене выдавила на ладонь немного вязкой, пахнущей пряной мятой массы и принялась методично втирать её в руки.
– Спасибо, вечно забываю… – начала было она, но в этот момент в комнате что-то сильно задребезжало.
– Что за… – не договорила Энн и замолчала, ошарашенно повернувшись к зазвеневшим окнам.
Те занимали три огромных проёма маленькой ординаторской и открывали вид на парковку перед главным входом больницы. Их пластиковые контуры всегда гарантировали тишину для врачей и пациентов, однако прямо сейчас стёкла в современных герметичных рамах заходились мелкой дрожью. А та перешла сначала с окна на подоконник, а затем пробежала по бетонному полу и ввела в резонанс карандаши на рабочем столе. Сердце Рене на секунду тревожного сжалось в предчувствии землетрясения, но в следующий миг уши неожиданно уловили ритмичный бас, а затем и высокий электронный голос. Тот повторял непонятные, но явно однотипные слова, что сливались в утомительный гул, который приближался откуда-то с улицы и нарастал удивительно быстро.
Молча переглянувшись, Рене и Энн не сговариваясь ринулись к одному из окон. Следом за ними на происходящее решил поглазеть весь оказавшийся в ординаторской персонал, а потому, подобно сгусткам на стенках пробирки, они налипли на подоконники.
Рене прижалась лбом к прохладному стеклу и посмотрела вниз. Как раз вовремя, потому что источник недопустимого в стенах лечебного учреждения шума наконец-то появился из-за деревьев и по всем законам дурного вкуса оказался нёсшимся на огромной скорости спортивным автомобилем. Он был огромным и чёрным, а на его капоте светился неведомый значок, скорее всего, такой же вульгарный, как и сама машина. А та, визгливо вырулив на расположенную напротив главного входа парковку, резко затормозила, начертила на гладком асфальте четыре чёрные полосы, а потом медленно подкатилась до разделительной разметки. Громкость музыки стала невыносимой.