– Не хочу преувеличивать значимость всего этого, – говорит Десмонд, беспокойно оглядываясь через плечо. – Но вы же понимаете, что если мы выиграем, то это будет иметь
– Конечно. Если мы выиграем здесь, то сможем победить во всей Великой игре, – отвечает Тиш.
– Нет, я говорю о чем-то большем. Выходящем за пределы школы. У этого будут серьезные последствия, – продолжает Десмонд, и теперь, кажется, он обращается прямо ко мне. – Мне написал отец. Все в Арбормонте, да и во всей чертовой Республике обсуждают то, как мы выиграли первое испытание. Кучка никому не известных студентов Нетро нашли стратегию, которая полностью сломала игру и одновременно унизила Мариуса Мэдисона. Подобные истории распространяются как лесной пожар… особенно среди врагов Грандмастера Мэдисона.
– Да ладно, ты преувеличиваешь, – говорю я, поворачивая за угол и обнаруживая разветвляющийся путь. Не сбивая шаг и не давая и секунды другим на принятие решения, я поворачиваю налево.
– Нет, – настаивает он. – По словам моего отца, история действительно дошла до Сената. Грандмастер Мэдисон выступал с речью о неудержимой мощи своей армии, а какой-то реформатор пошутил над тем, что случилось бы, если бы им пришлось выступить против «школьницы из Нетро». Мэдисон так взбесился, что его сторонникам пришлось увести его из зала заседаний. – Десмонд качает головой, а я изо всех сил стараюсь осмыслить это. То, что я здесь делаю, откликается по всей Республике, доходит даже до Сената. Значит, Шепот должна знать обо мне. Гордится ли она… или в ярости?
– И что с того, что это имеет большое значение? – говорит Зигмунд с сильным велкшенским акцентом. – Хорошо, что Мэдисон взбешен. Он этот… как вы там говорите… говноед?
– Никто так не говорит, – отвечает Десмонд. – Моя мысль в том, что победа в одном испытании еще может быть счастливой случайностью, но если мы выиграем
– То прославим наши имена. – Фил хлопает Десмонда по плечу, и он сразу становится менее напряженным. – И наши родители буду гордиться нами, рано или поздно. Так ведь, Алайна?
– Конечно, – отвечаю я, и наконец-то это не ложь. Путь перед нами разветвляется по трем направлениям, и я веду нас налево, даже не задумываясь. Остальные не сомневаются в моем выборе; вот почему я выбрала именно их. Вскоре перед нами вырисовывается каменная плита, преграждающая путь. Первая загадка.
– Что мы здесь имеем? – интересуется Десмонд.
Из стены торчат пять кнопок, на каждой из них буква. На резной плите наверху изображен величественный ястреб, несущий по локусу в каждой лапе, в одной – элегантный меч, в другой – прекрасная ветка черного дерева.
– Это символ старого Грандмастера Сената, – предполагает Тиш. – Эра Драковиана, думаю. Где-то 321 год.
Я выжидаю момент, наблюдая, не додумаются ли они до чего-нибудь еще, но Тиш колеблется. Что ж, неплохая попытка.
– Грандмастера Сената той эры, значит, – говорю я, пытаясь звучать так, будто я действительно обдумываю варианты. – Может, это первые буквы их имен, и мы должны нажать их в порядке их пребывания на посту? – Я делаю шаг вперед, одновременно со своими словами нажимая на кнопки, и они уходят в стену с приятным скрипом. – Габрус, Воршак, Деранис, Аукерман, Володя?
Слышен долгий низкий гул, наполненный магией. Плита грохочет, пульсируя энергией, а затем раздвигается. За ней находится комната, посреди которой на пьедестале стоит единственный сверкающий самоцвет, а стены обрамляют три двери, ведущие вглубь.
Все смотрят на меня, разинув рты.
– Ты… ты умнейший… человек… в мире, – говорит Зигмунд, а Десмонд кивает.
– Поддерживаю.
– Мне просто повезло, – говорю я и очень надеюсь, что они поведутся на это. Пока они недоверчиво глядят на меня, я подхожу к пьедесталу, беру драгоценный камень и кладу его в сумку на поясе.
– Ну же, идем. Один есть. Осталось двадцать девять.