– Твое здоровье, – сказал Маттис и осушил одну из чашек.
Я ничего не сказал, просто залил в себя этот яд.
Маттис внимательно следил за мной, утирая рот.
– Эх, хороша. – Он протянул мне чашку.
Я налил.
– Ты следил за Кнутом?
– Я знал, что эта виидна предназначена не его отцу, поэтому должен был удостовериться, что мальчишка не собирается выпить ее сам. Человек должен брать на себя хоть немного ответственности. – Он ухмыльнулся, и из-под его верхней губы через желтые передние зубы просочился коричневый соус. – Значит, вот где ты обитаешь.
Я кивнул.
– Как идет охота?
Я пожал плечами:
– С куропатками плохо, ведь в этом году мало мышей и леммингов.
– У тебя винтовка. А в Финнмарке не так много диких оленей.
Я сделал глоток из кружки. На вкус жидкость была действительно ужасной, даже несмотря на то, что после первого глотка у меня частично атрофировались вкусовые рецепторы.
– Я тут думал, Ульф, о том, что делает такой человек, как ты, в маленькой хижине в Косунде. Ты не охотишься. Ты приехал не для того, чтобы найти покой и умиротворение, – тогда ты бы так и сказал. В чем же дело?
– Как думаешь, что будет с погодой? – Я наполнил его чашку. – Ветрено? Не очень солнечно?
– Прости, что спрашиваю, но ты от чего-то бежишь. От полиции? Ты должен деньги?
Я зевнул и спросил:
– Откуда ты узнал, что самогон предназначен не для отца Кнута?
Он наморщил низкий широкий лоб:
– Ты о Хуго?