– Хочешь с ним увидеться?

– С кем? – У меня даже пересохло в горле от волнения. Уж на что на что, но на это я рассчитывать не могла.

– Да с хванцем, – досадливо откликнулся Миролюб, словно сетуя на мою недогадливость.

– А можно? Радим же запретил. – Я внезапно оробела, растеряв всякий задор.

– Радим тебя ругать не будет. Если что, скажешь, что моя воля была. Да мы и ненадолго. Я подумал, что ты за него тревожишься, – вполголоса добавил он, в то время как за калиткой послышался звук отодвигаемого засова.

Ворота распахнулись, и перед нами предстала встревоженная Велена. Она куталась в теплую шаль и не спешила радоваться незваным гостям.

– Что надобно? – неприязненно спросила она, окинув княжича цепким взглядом. На меня она даже не посмотрела, словно Миролюб был один.

– Здравствуй, добрая женщина, – Миролюб учтиво поклонился. – Олега проведать хотели.

– Не в том он виде сейчас, чтобы гостей зазывать.

– Я знаю, Велена, – примирительно отозвался Миролюб, удивив меня тем, что знает ее имя. – Поговорить мне с ним надобно.

Велена несколько секунд размышляла, не торопясь впускать нас во двор. Потом все же решила, что держать княжича у ворот – не самая лучшая идея, и медленно отступила в сторону.

Миролюб бросил на меня быстрый взгляд, точно спрашивая согласия, я кивнула, и мы проскользнули во двор, будто крадущиеся в ночи преступники. Я подумала, видел ли нас кто-то из свирцев, донесут ли Радиму? Но сейчас все это было неважно, потому что где-то там, за бревенчатыми стенами дома, который был вдвое меньше Радимова, находился израненный Альгидрас. И моя мечта хоть что-то узнать о нем, кажется, вот-вот должна была стать явью.

– Ты пойдешь со мной или обождешь здесь? – Взгляд Миролюба был испытывающим, и в другой раз мне стало бы неуютно, но сейчас я просто подумала, что он снова дает мне выбор, и уверенно кивнула.

– Не утомляй его, княжич, – недовольно бросила Велена и отошла к будке, рядом с которой, низко пригнув голову, скалилась крупная собака.

В моей памяти всплыла ее кличка: Ветка. Псина вправду была такой огромной, как мне показалось той злосчастной ночью. Велена что-то тихо сказала собаке, и та перестала скалиться. Только шерсть на загривке так и не опустилась.

Миролюб, пообещав управиться быстро и ничем не побеспокоить хванца, потянул меня в дом. Я поднялась по ступеням, которые видела совсем недавно во сне. В сенях я уверенно повела Миролюба в комнату, где в моем сне Всемила разговаривала с Альгидрасом. В печи теплился огонь, несмотря на то что на улице сегодня стояла жара. Миролюб поклонился печи и что-то негромко произнес.

На влажном полу стояла большая миска с окровавленными тряпками, и это поубавило мой пыл. Я остановилась у миски и поняла, что не могу сдвинуться с места. В мозгу стучало «он ранен!». Не знаю, почему я замерла, ведь сама же видела, во что превратил его спину кнут Борислава.

– Неужто она сама его лечит? – хмуро прошептал Миролюб, оглядывая комнату, где царил беспорядок: на столе валялись чистые тряпки, стояли глиняные миски, кувшины. То тут, то там была разлита вода. – Сильно же Радим осерчал.

Мы синхронно обернулись к двери, которая, очевидно, вела в покои. Миролюб осторожно ее толкнул, и мы оказались в маленькой комнате, где стояли сундук, лавка и узкая кровать. Альгидраса не было. Увидев вязание на подоконнике, я озвучила мысль:

– Это Веленины покои.