– К чему тебе теперь?
На этот вопрос я не нашла что ответить.
Улеб толкнул незапертую калитку, и мы вошли во двор. Сперва мне показалось, что здесь никого нет – так тихо было вокруг: ни привычного щебетания маленьких помощниц Златы, ни возни большеухого пса. Однако стоило нам направиться к двери, как по ступенькам опрометью сбежала сама Злата. Она куталась в теплую шаль, точно была нездорова. Впрочем, возможно, так и было, потому что на ее бледном лице ярко выделялись лишь глаза. Из-под платка выбилась прядь русых волос, а еще я с удивлением увидела, что жена Радима почему-то босиком.
– Ну что там, Улеб? – бросилась она к старому воину, хватая того за рукав. – Что? Живы?
Я вздрогнула, услышав лихорадочный шепот, и только тут поняла: Злата же ничего не знает. Она все это время была тут, гадая, что же происходит у западных ворот. А ведь там были трое дорогих ей людей: отец, муж и Альгидрас.
– Хорошо все, девонька! – Улеб погладил Злату по голове, еще сильнее сбив той платок. – Живы. Брат твой приехал и рассудил.
– Миролюб? – ахнула Злата. – Но как же. Он же в Дворище… С утра еще.
Оказывается, Злата была уверена, что Миролюб уехал еще утром. Видно, не до свирских сплетен было ей сегодня, иначе знала бы, что почти в полдень он заходил ко мне прощаться.
– А вот так. Никто и не ждал.
– Так Олега не осудили? Хвала богам! – с облегчением воскликнула Злата.
Я покосилась на Улеба, но тот ничего не добавил к сказанному. Так что мне тоже пришлось выдавить из себя улыбку, когда Злата крепко схватила меня за руку и потянула в дом.
– Я во дворе воеводу обожду, – предвосхитил ее приглашение Улеб.
Злата не стала настаивать, а утащила меня в покои, чему я была отчасти рада, потому что никак не могла перестать дрожать. Вряд ли это было от холода, но я надеялась, что в теплом доме дрожь хоть чуть-чуть уймется. Злата стала хлопотать, собирая на стол, то и дело расхваливая брата, что, мол, и путь ему нипочем, когда где-то несправедливость творится, и что с детства он такой был, а уж в последние годы и подавно много люда за справедливостью к нему идет, а не к князю, и всегда он честно рассудит, невинного не обидит. А я слушала все это и гадала: это самоуспокоение Златы или ее брат и впрямь такой, каким она его видит? Я до сих пор не могла определиться, умна ли жена Радима. Порой она казалась мне проницательной не по годам, но чаще всего я ловила себя на мысли, что она готова принять только то, во что и так верила.
Наконец Злата замолчала и резко обернулась к двери.
– Пришли, – с этими словами она бросилась прочь из комнаты. Выходит, болтая без умолку, она внимательно вслушивалась в то, что происходило во дворе.
Я вздохнула, подумав, что мне все же ее не понять, и осталась сидеть на скамье. Сил вскакивать и куда-то бежать уже не было. Рыжий котенок запрыгнул мне на колени и стал деловито устраиваться поудобнее. Я погладила теплую спинку, стараясь думать о хорошем. Все позади. Теперь все наладится.
Дверь отворилась, и в комнату вошла притихшая Злата, за ней усталая Добронега и, наконец, Радим. Выглядел он так, что я невольно села на лавке ровнее, опасаясь вызвать его недовольство. Добронега опустилась на лавку рядом со мной и рассеянно погладила меня по голове. Ее рука задержалась на моем затылке и стала массировать какие-то точки, отчего по моему телу сразу побежало тепло и напряжение начало отпускать.
– Устала? – спросила Добронега, и я поняла, что Улеб рассказал о моем предобморочном состоянии.
– Жарко было. Но уже все хорошо, – поспешно добавила я, опасаясь, что в меня сейчас вольют зелье и я снова все пропущу.
Радим мельком на меня взглянул, но я даже не была уверена, увидел ли. Он отдернул занавеску, подошел к умывальнику и, набрав в ладони воды, плеснул на лицо. Злата тут же бросилась к нему, сорвав с гвоздя рушник. Радим словно не заметил этого, развернулся и молча вышел из комнаты.