И действительно, как я убедилась из его рассказа, жизнь у него до сих пор текла ровно. Уютный и достаточно зажиточный загородный дом; небольшая частная школа; два года в армии (тогда не приходилось делать ничего заслуживающего упоминания, кроме маневров на равнинах Солсбери); потом университет – четыре года тяжкого труда, с каникулами (большей частью в качестве водителя автобуса) в Скандинавии и Германии; сдача экзаменов на отлично и решение посвятить еще два года изучению болезней хвойных деревьев, о которых он рассказывал мне очень подробно и с энтузиазмом… Я убедилась в том, что жизнь в хвойном лесу (в постоянной борьбе с угрозой гнилостной болезни, трещин коры при засухе, рака древесины, хвойного жучка и вещей, носящих такие названия, как «фомопсис», «мегатизм» и даже «ипс») отнюдь не лишена приключений и может быть в высшей степени захватывающей. Я подозревала, что мистер Блейк серьезно увлечен сосновым долгоносиком… наблюдается великолепный случай заражения этим вредителем (заметьте – вида «хилобиус», а не «писсодес») на посадках к западу от Мерлона…

Но тут он опомнился и немного покраснел, глядя на меня с улыбкой.

– Во всяком случае, – продолжал он, – вот почему я здесь. Я собираю отличный материал благодаря мсье Сен-Виру – это удивительно порядочный человек для француза. – Потом он добавил, считая, очевидно, что наличие такого феномена, как порядочный француз, заслуживает объяснения: – Мой отец познакомился с ним во время войны. Он дал мне место и даже платит за работу, которая так или иначе входит в программу моих научных исследований. Кроме материала, я приобретаю опыт, и мне нравится работать в этой стране. Здесь нет особенных богатств, но эти люди, по крайней мере Сен-Вир и де Вальми, заботятся о своих землях. Но мне еще многому надо научиться, в том числе языку, – со вздохом сказал Блейк. – Он мне никак не дается. Наверное, у меня нет способностей. Но может быть, если я буду жить здесь, это хоть как-то поможет.

– Вряд ли, – возразила я, – если вы будете жить один, окруженный пилюлями и термометрами.

– О, я же не все время в горах. Я работаю большей частью в хижине: она находится недалеко от зараженных посадок, и потом, тишина; там я держу все, что нужно для работы, и сплю, когда у меня нет денег. – Он улыбнулся. – Конечно, это бывает довольно часто. Но иногда я спускаюсь в «Кок Арди». Шумное место, но хозяин знает английский, и готовят прилично… А, вот это ваш мальчик?

С того места, где мы сидели, была видна высокая стена, окружавшая сад при доме священника. Калитка открылась, и появился Филипп, за которым возвышалась объемистая фигура экономки кюре.

– Да, это Филипп, – сказала я. – Мне нужно идти.

Я встала. Филипп, увидев меня, обернулся и что-то сказал экономке, потом побежал к нам через площадь.

– Хорошо, что вы меня подождали. Я сказал мадам Роше, что вы, наверное, пошли погулять. А вы здесь!

– Да, я здесь. Ты что-то очень рано закончил, Филипп. Наверное, ты наскучил господину кюре.

– Я не знаю, что значит «наскучил».

– Он, наверное, устал от тебя.

– Нет, – торжественно ответил мальчик. – Но он не очень хорошо себя чувствует. Он устал, но не наскучил от меня… не устал от меня. Мадам Роше говорит, что мне лучше уйти.

– Очень жаль, что господин кюре нездоров, – сказала я. – Филипп, это мсье Блейк, который работает у господина Сен-Вира. Мсье Блейк, это граф де Вальми.

Они обменялись рукопожатиями. Филипп, как всегда, сделал это с серьезным видом, который придавал ему особую привлекательность.

– Какая у вас работа, мсье?

– Я лесник.

– Лес… о да, понимаю. В Вальми тоже есть лесники.

– Знаю, я встречался с ними – Пьер Детрюш, Жан Луи Мишо и Арман Лесток, который живет рядом с «Кок Арди».

– Ну, – задумчиво сказал Филипп, – я пока еще их не знаю. Я ведь здесь не очень давно, vous comprenez[4].