– Объясни, я на настолько тупая, Малфой, – спокойный и такой пугающий тон, который не представляет ничего хорошего.
Он нервно проводит руками по платиновыми отросшим волосам.
–Хочешь услышать, что я ненавижу тебя, да пожалуйста!!!– терпению Драко приходит конец и он кричит, надрывая горло, кричит так, как кричал, когда узнал о том, что отец мёртв. Ему больно.
Он делает шаг вперёд, и она ощущает его горячее дыхание на своей щеке.
– Я ненавижу тебя, Чертова грязнокровка!!! – слова насквозь пропитаны ядом, она поднимает карие глаза встречаяь с ним взглядом. Его металлические серебряные глаза смотрят с презрением, как и всегда.
– Довольна?! – он рычит, и она ощущает ментоловый запах, исходящий от него.
– Легче не стало, – она усмехается, будто психически больная и впивается в горячие приоткрытые губы парня накрывая их своими ледяными.
Он не отвечает на поцелуй, находясь в шоке, но в следующую минуту проникает в её рот своим языком, ощущая металлический привкус на её губах.
И это становится глотком кислорода для обоих.
Это становится причиной жить дальше…
========== 16. Я убью его! ==========
Прошел ровно месяц после того случая рядом с озером. Гермиона и Драко стали что-то наподобие друзей, хотя порой обоим сносило крышу и они набрасывались друг на друга, словно хищные звери. Слизеринец и гриффиндорка часто проводили свободное время в гостиной старост или выручай-комнате, но в последнюю неделю, когда Драко снова стал закрытым и раздражительным, Гермиона настрожилась. Парень отталкивал её от себя не позволяя помочь.
– Да, что с тобой такое твориться?! – не выдержала Гермиона, наблюдая за тем, как Малфой громит выручай-комнату. Её глаза пылали огнем смотря на такого пустого и холодного Малфоя.
– Отвали, Грейнджер, – в серых глазах блеснули слёзы, которые парень сдерживал. Никто не знал, как ему сейчас было больно, как больно было говорить такое Гермионе, такой любимой и такой любопытной.
– Нет, пока ты не расскажешь всю правду, я не отвалю от тебе и более того не выпущу из этой комнаты, – твердо, сказала девушка и прикоснулась рукой к ледяной щеке, по которой скатилась одинокая слеза, оставляя на бледной коже мокрый след.
– Прости меня, Гермиона, – он прошептал эти слова и резко достал палочку, оглушая Гермиону. Та упала на пол, корчась от боли.
Он ненавидел себя, ненавидел за то, что боялся и за то, что полюбил.
Она подняла голову, смотря на парня с непониманием, но как бы он не хотел увидеть ненависть в её глазах, чтобы не было так больно – её там не было. Нет, она не плакала. Она и не думала плакать, она запретила себе делать это, как бы больно не было, слёзы – это слабость. Ей было больно, в груди жгло от осознания того, что Малфой всё-таки просто играл с ней, как и играет всегда.
– Я ведь верила тебе, – прохрипела Гермиона, смотря как дрожащие руки Малфоя сжимают собственную палочку.
Он молчал, делая ещё большей и в конечном итоге бросил усыпляющие чары, не в силах кинуть что-то болезненное. Она была его слабостью и если это узнают Беллатриса и Нарцисса – ему пиздец. Поэтому он должен был убедиться в безопасности любимой, оттолкнуть её, заставить ненавидеть.