— Чего там у вас? — Саня на ощупь двинулся к ним.
— Подходи, увидишь.
Саня сделал ещё один шаг.
— Опа, — раздался голос Акимушкина. — Потухло.
— Ага, — отозвался кузнец Ермощенко. — Выдохлось. Ты ничего не делал?
— Нет. Вон, Санька чего-то там шебуршился.
— Я шагнул разик, — поспешил оправдаться Саня.
— А ну, шагни обратно.
— Так?
— Снова зажглось. Саня, стой, не шевелись.
Потом, на протяжении многих дней, Саня Тимофеев десятки раз пытался восстановить в деталях события этого вечера, надеясь отыскать ключ к происшедшему, и всякий раз ему казалось, что какая-то важная подробность выпала из памяти. Слишком трудно было поверить в то, что всё было только игрой случая, и ничем более. Казалось, что где-то в этом стремительном движении наслаивающихся друг на друга эпизодов, можно отыскать кончик путеводной нити, которая укажет ту единственную точку, вернувшись в которую можно будет переиграть всё обратно.
Но это будет потом.
А пока, раздраженный загадочной вознёй своих спутников, чувствуя себя лишним на этом празднике жизни, Саня привстал на цыпочки и наклонил голову вбок. Сначала он увидел только тусклое зеленовато-молочное свечение, затем кто-то, кузнец или Митька, чуть подался в сторону, и Саня увидел с десяток или чуть более того маленьких огоньков, словно стая светляков присела на бетонную стену.
В другое время Саня скорее всего не нашёл бы, в том как они расположены, никакого смысла. Но сейчас мозг его, возбужденный близкой опасностью, взвинченный дракой и выпитым алкоголем, работал с лихорадочной чёткостью. И уже через несколько секунд со всей очевидностью ему стало ясно, что светящаяся картинка делится две половины. Нижняя — изображение человеческой ладони, направленной вверх. Что обозначает верхняя половина, Саня с ходу понять не сумел, но это было явно что-то очень знакомое, не было сомнения, еще чуть-чуть и он сообразит, что именно.
Казалось бы, в той пиковой ситуации, менее всего должна была их трогать эта россыпь огоньков на стене забетонированной ямы, вот-вот могла стать их братской могилой. Но была в этих огоньках какая-то завораживающая притягательность. Ведь не только Саня, человек по своей природе пытливый и любознательный, словно прикипел к ним взглядом, пытаясь понять, что они значит, но и Акимушкин с кузнецом, люди реальные, теряли драгоценные, возможно последние, минуты своей жизни, топчась около стены.
— Тихо! — вдруг сказал Иван. — Машина, вроде. Кажись, сюда едет.
— Может менты? — понадеялся Митька.
— Всякие чудеса бывают. Может и менты.
Звук автомобильного мотора стал громче и вдруг затих.
— На аллее стали, — определил кузнец Ермощенко. — Ну, да, дальше-то не проехать. Только не менты это.