Глава 8, где Макс узнает, почему в часе шестьдесят минут

Как-то раз, эну Халти вместо того, чтобы послать Макса считать зерно, отвел его на другой конец города в храмовую школу. На прощание жрец сказал ему:

— Слушай во все уши и смотри во все глаза. Тогда, может быть, твоя жизнь изменится к лучшему. А если будешь молиться Иштар с прежним рвением, то твоя жизнь тоже изменится, но к худшему. И Халти сделал характерный жест двумя пальцами, имитируя ножницы. Макс похолодел.

— Да что ж такое? Не трахаешься-плохо, трахаешься-тоже плохо. Ну что за гадская жизнь? — грустно подумал он.

Эну Халти передал его главе школы, который, в свою очередь, позвал старшего раба, который, в свою очередь, скупо улыбаясь, вручил Максу метлу и отправил его убирать территорию и классы. Местность была пустынная, песка ветер приносил много, а жрецы любили чистоту.

Так началась новая жизнь Макса. Он убирал классы, прислуживал за обедом и сидел за спинами учеников, выполняя роль «подай-принеси». Считая себя очень продвинутым, парень пришел в полное недоумение, когда узнал, что местная математика основана на шестидесятиричной системе, отчего у него случился натуральный заворот мозга. Зато теперь он понял, почему в часе шестьдесят минут, а в круге триста шестьдесят градусов. Древние вавилоняне постарались, а потом всем лениво менять было. Все было кратно трем, двенадцати и шестидесяти, что было очень странно для человека, привычного к десяткам и сотням. Тем не менее, местные грамотеи умудрялись умножать, делить, возводить в степень и извлекать корни. Более того, они тут квадратные уравнения решали. Если бы Макс был настоящим попаданцем, то, сковав булатный клинок и отоварив всех местных эльфийских принцесс, он непременно, по законам жанра, должен был бы внедрить десятеричную систему на основе арабских цифр. Ибо так единственно верно. Но наш герой давно уже жил реальной жизнью и понимал, что выдавливать клинышки на мокрой глиняной табличке гораздо удобнее, чем попробовать что-то написать на ней. Тем более, что бумаги и чернил тут в помине не было, а глины как раз было завались. Ну и на десерт, письменность и науку вообще, людям даровал великий бог Энки, а потому попытка пошатнуть основы тянула на обвинение в богохульстве. А тут почти все статьи уголовного кодекса заканчивались словами «он должен быть убит». Причем казней было около тридцати видов, и они назначались, исходя из настроения судьи и потребностей горожан в шоу. Что самое странное, так это то, что за взлом чужой двери казнили, а за убийство крестьянина — штрафовали. Ну и правило «око за око» и «зуб за зуб» было не красивой фразой из Библии, а прямой цитатой из законов царя Хаммурапи, которые тут копировали все, кому не лень, признавая за эталон мудрости. Авторитет этих законов был так высок, что в одном из походов эламиты утащили из Вавилона черный камень с клинописным сводом в Сузы, где его позже откопали археологи и выставили в Лувре (вниз по лестнице и налево до конца, если кому нужно почитать в оригинале). С эламской письменностью было понятней. Она была слоговой, и всего в ней было около ста сорока знаков. Средний аншанский шкет осиливал эту науку за четыре года, а потом лихо тыкая палочкой в мокрую глину, давал повод мамке гордиться продвинутым сынулей. Ибо знание грамоты тут было покруче, чем красивая прическа. Это был билет в сытую жизнь. Данную несложную истину Макс понял мгновенно, как понял из загадочных слов Халти, что его сюда не сослали полы мести, а дали реальный шанс. Поскольку посадить за парту (тут не было парт) взрослого лба с рабской прической рядом с детьми уважаемых горожан было немыслимо, ему пришлось крутиться самому. Весь свой крошечный досуг Макс тратил на повторение увиденного, и месяцев через шесть он осилил местный алфавит и уже мог что-то накарябать на глиняной табличке, тыча в нее стилусом. Благо грамматики как таковой, запятых и деепричастных оборотов тут вообще не было. К мелочам никто не придирался, написано понятно, и ладно.

Еще одним фактом, убедившим Макса в том, что рождение в двадцать первом веке не делает его автоматически умным, было знание языков. Какой-нибудь наемник-перс, вроде знакомого ему Ахемена, помимо родного наречия обязательно знал эламский и аккадский язык, на котором говорило все Междуречье. Аншанский купец, водивший караваны, вдобавок к этим двум, говорил на арамейском (языке Христа), языке урартов (предков армян) и индусов-дравидов с юга современного Пакистана. Все это человеку, закончившему среднюю российскую школу, где за десять лет можно было выучить только фразу «Ландон из зе кэпитал оф грейт Британ», понижало самооценку до уровня плинтуса.

И Макс старался. Старался изо всех своих невеликих сил. Четырехлетнее пинание на факультете политологии он теперь вспоминал, как один непрерывный праздник, впрочем, как и все свое прошлое существование. Тут была простая и понятная жизнь с практически полным отсутствием социальных лифтов. Выбиться в высшее общество обычному человеку можно было только немыслимым чудом. Например, спасти царя в бою. Ну а что, это же обычное дело. Вопрос был только в том, как вообще рядом с царем оказаться. Стать кем-то заметным в местной иерархии можно было только по наследству, принадлежа к определенным семьям, которые шли к своему статусу столетиями, опутывая друг друга сетью родственных связей. Макс много раз вспоминал прочитанные книжки про попаданцев, которые, провалившись в незнакомую вселенную, тут же получали бонусом знание языка, а если вселенная была магическая, то и нехилые способности к волшебству. Ну, или сразу же становились великими воинами и полководцами, завоевывая континенты, будучи до этого прыщавыми задротами восьмидесятого уровня. Все это, в текущих реалиях жизни жесткого сословного общества, казалось таким абсурдом, что становилось тошно. Пока что из серой массы рабов-говночистов его выделило только знание четырех правил арифметики, что в общем-то для той среды считалось чем-то из ряда вон выходящим. Именно свои невеликие познания в математике и способность быстро считать в уме и в столбик, наш парень и собирался монетизировать по максимуму. Вцепившись в предоставленную возможность намертво, он грыз гранит науки, как одержимый.

Разнообразия в эту жизнь добавляли храмовые танцовщицы, которые изредка с гастролями курсировали по городу (а того города было два километра наискосок) и забегали скрасить его досуг, получая в награду умопомрачительные эпитеты. Благо кругозор Макса сильно расширился благодаря получаемому образованию. Однажды он выдавил клинописью фразу на маленьком глиняном медальоне с дырочкой и обжег его в печи. На медальоне было написано: «Твои груди достойны богини Манзат». Получив такой подарок, танцовщица кончила еще до начала основной программы, понимая, что ее авторитет среди храмового бабья будет теперь недосягаем. В храме были дамы, отмеченные единожды комплиментом Макса и отмеченные комплиментом два раза. Дважды носители комплимента считали себя высшей кастой, и владелиц единственной фразы, подчеркивающих женскую исключительность, за людей не считали. Выданный письменный сертификат, да еще и существующий в единственном экземпляре, приравнивал его носителя к статусу кавалера ордена Победы в СССР, с соответствующим почетом и лютой завистью. Поэтому Макс сделал еще десяток подобных, понимая, что все равно не отвертеться. И вскоре его сексуальная жизнь стала если не более интенсивной, то более разнообразной, так как храмовые танцовщицы были молодыми, симпатичными, а искусству любви их учили с детства, как особому религиозному таинству. Среди них пошел слух, что медальон дают не всем, а особо отличившимся, и девчонки старались, как могли.

В редкие минуты отдыха Макс думал, как ему вырваться из рабского состояния. Да, он уже привык быть вещью, но душа не принимала и не могла этого принять. Человек из общества, где рабство было пережитком каких-то немыслимо древних времен, не мог смириться со своей участью. Он не понимал, чем он хуже людей, идущих по улице мимо, или тех же учеников на глиняных скамьях. Почему он должен молчать, когда его оскорбляют? Почему должен по щелчку пальцев подносить воду или мять глину для занятий?

Макс пытался досконально выяснить, как устроена жизнь вокруг, чтобы понять те возможности, которые ему доступны. И вот, что он понял: высшая воинская аристократия и жрецы передавали должности по наследству, их круг был замкнут, и попасть в него было невозможно. Связано это было с семейным владением землей и воинской повинностью. Занавес.

Следующим классом ниже были различного рода финансисты, ростовщики, купцы-караванщики, владельцы крупных мастерских, строители, состоятельные крестьяне, лавочники. Это был так называемый слой свободных мужей- авилумов. Попасть туда чужестранцу было невозможно. Занавес.

Ниже шла всякая шелупонь- кирпичники, ткачи, рыбаки, общинные крестьяне-арендаторы, кузнецы, каменотесы, кожевенники и так далее. Этих назвали мушкенами, неполноправными. Еще ниже-рабы. Для мушкена, особенно для его ребенка в неурожайный год, попасть в рабство было просто раз плюнуть. В жизни рабов были свои нюансы. Далеко не все верблюжье дерьмо собирали. Были рабы-купцы, рабы-врачи, рабы-подрядчики. Они платили оброк и могли жить богато, хотя их собственность считалась собственностью хозяина. Такую возможность Макс, будучи реалистом, для себя не исключал и держал про запас. Теоретически, выкуп из рабства или освобождение были возможны, и это сопровождалось ритуальным бритьем головы при свидетелях. То, что полагалось парикмахеру за незаконное бритье башки рабу, и так было понятно. Могли и деревянной пилой пополам перепилить.

Еще одной возможностью было сбежать к персам в Загросские горы. Там жили люди простые и суровые. Пасли баранов, нанимались в армию и, блин!!!! ловили рабов и продавали тем же эламитам. Занавес.

Мозг Макса кипел, как электрический чайник. И только очередная смешливая девчонка из храма, забежавшая перепихнуться, снимала накопившееся умственное напряжение.

Макс понял твердо только одно. Для того, чтобы круто изменилась его жизнь, нужно, чтобы круто изменилась жизнь окружающих. И не факт, что в лучшую сторону. И грандиозный шухер не заставил себя ждать.

Глава 9, где Макс узнает, что врачам хреново жилось не только на его исторической родине

— Слушайте, люди, и не говорите, что не слышали, — надрывался глашатай на площади. Безбожный царь Ассирии Синаххериб, да будет проклято его имя в веках, и пусть злые демоны пожрут его черную душу, пошел войной со всей силой своей на наше светлое царство, находящееся под сенью богов. Наш великий царь Шутрук-Наххунте, второй этим именем, умножитель государства, владеющий троном Элама, наследник царства в Эламе, любимый слуга богов Хумпана и Иншушинака, объявляет о своей воле: всем крестьянам дополнительно сдать по десять шиклу зерна, всем мушкенам-горожанам — заплатить по полтора сикля серебра. Всем авилумам — по пять сиклей. Воинам, имеющим земельный надел, явиться с оружием к Адда своих областей. Свободным мужам-организовать ополчение и охрану городов. Знатным людям со своими отрядами тоже прибыть к Адда своих областей незамедлительно. Всем Адда с войсками прибыть к столице не позднее первого дня месяца Айяру.

Если перевести эту белиберду на понятный язык, в стране вводился специальный военный налог. Крестьяне должны были сдать по мешку зерна, полноправные горожане- чуть больше сорока граммов серебра, бедняки — по двенадцать. Воины, помещенные для прокорма на собственные участки земли, должны были в полном вооружении прибыть к точке сбора. Знать должна была прислать свои отряды. Ну а наместнику провинции нужно было собрать войска и доставить их к столице с едой и другими припасами примерно через месяц. Учитывая, что до столицы было около шестисот километров по прямой, задача принимала совершенно нереальный характер. Сузы были на крайнем севере страны, а Аншан- практически на самом юге. Средний переход самой квалифицированной армии античности-Римской, был двадцать пять километров в день. Идти в таком темпе целый месяц было невозможно. Мозоли и боевой понос выкосили бы половину личного состава, и к месту битвы дошла бы инвалидная команда. Это понимали все и чесали репу, как сделать выбор между плохим и очень плохим. Загадочные слова «со всей силой своей» означали, что на войну явился не только гвардейский корпус, называемый «царский отряд», но и личные армии ассирийской аристократии, а это было очень и очень скверно. С одной стороны, явный идиотизм приказа означал, что дела совсем плохи, с другой стороны, для наместника неявка на войну означала перспективу украсить собой тупой кол, специально изготовленный, чтобы пациент не истек кровью сразу и успел осознать всю степень неудовольствия великого царя Шутрук-Наххунте, второго этим именем, умножителя государства, владеющего троном Элама, наследника царства в Эламе, любимого слуги богов Хумпана и Иншушинака.

И по городам и весям провинции поскакали гонцы с приказом явиться в Аншан уже вчера, в полном вооружении и с запасом еды на неделю. Основу армии Элама составляла легкая пехота и немного конницы из аристократов и наемников. Макс, узрев впервые этот сброд, ржал от души. Он, привычный к голливудской подаче истории, ожидал увидеть красиво марширующие легионы, закованные в одинаковые доспехи и в разукрашенных шлемах. А его знакомство с античной конницей заканчивалось просмотренным в далеком детстве фильмом «Гладиатор». Учитывая степень исторической достоверности этого опуса, уровень понимания Максом военных реалий древнего мира находился скорее в отрицательной зоне.