Чертова дипломатия и то, что я обязана щадить собственную незнакомую мне мать. У нее есть чувства, это я их не знаю и, если начистоту, не хочу знать. Я просто хочу себе комфортное для жизни пространство. Я села, отец предложил принести чай и под этим предлогом смылся. У меня появилось ощущение, что он уже не одну попытку предпринимал по поводу выкидывания к черту сокровищ бабушки Теодолинды и сейчас отдал все в мои руки.

Где-то счастье мое, причем великое, что он доктор юридических наук, а не физик, который допускает перемещение в пространстве и между мирами, иначе бы обязательно задался вопросом, что случилось в один момент с его привычной удобной всем дочерью.

— Мам, это неправильно. — Подбирать слова я умела, только вот делала это обычно письменно, когда тайм-аут на пару секунд есть всегда, клавиатура все стерпит. — Все эти вещи… и все эти люди… я думаю, они, в смысле люди, хотели бы, чтобы эти вещи были кому-то нужны. Нам повезло, во многом это ваша с отцом заслуга, — польстила я, поскольку откуда у семьи Лои деньги, я все равно не знала, — но сколько вокруг тех, кому повезло меньше, чем нам? Кому-то это все намного нужнее.

Я рисковала тем, что мать предпочтет отдать не только то, чему действительно в квартире не место, но и что-то для Лои важное. Поразмыслив, я пошла на этот риск. Важным мне было нематериальное — конспекты, учебники, а барахло всегда можно купить. Конспекты и учебники я, судя по всему, отстоять могла с легкостью.

— На меня это давит. Я каждый раз ложусь спать и думаю, что у кого-то даже нет ночной рубашки и новых трусов… спасибо, папа.

Отцу не везло на упоминание предметов женского туалета, но он не выглядел человеком, который на просьбу купить товары, нужные любой женщине каждый месяц, встает в позу оскорбленного мужского достоинства и грозится сию же секунду подать на развод.

Я схватила чашку, и так как мать молчала по-прежнему, продолжила развивать свою мысль.

О том, как расхламлять квартиру, я читала неоднократно. Лично мне расхламлять было нечего, так, читала я больше из любопытства, но беда была в том, что рецепты подходили не каждому. Кому-то важно хранить милые мелочи, а кто-то держит все в памяти, а не в ящике стола, и кто-то действительно худеет и набирает вес три раза в году и избавляться от гардероба не по размеру ему только шарахнет по кошельку…

— Я считаю, мы можем сесть и подумать, кому что нужнее, чем нам. Чем мне.

Потому что начинать надо с того, кто к этому готов. Вот с меня начать — самое милое дело, я не то что готова — я помру под этой кучей вещей, дайте воздуха.

— Ты сказала, тебе это мешает, — сухо напомнила мать. Вот дьявол, опять мой язык сболтнул что-то не то.

— Мне мешает, — согласилась я. — Знаешь, как мешает стоящая рядом старушка, которой ты просто не хочешь уступить место. Или если и хочешь, но сил нет.

— Это называется «совесть», Ирена, — подсказал отец. — Я согласен с Лоей. Как человек, который ежедневно делится знаниями, что намного сложнее, чем поделиться вещами — согласен.

Он подошел к шкафу, вытянул розовую блузку, критически ее осмотрел. Такой фасон, как я могла предположить, носили в те времена, когда он заканчивал школу: на улицах я не видела ничего подобного, но на самом деле я не успела еще как следует рассмотреть улицы.

— Мои студенты, кстати, помогают сейчас с ремонтом дома престарелых. Полагаю, они охотно отвезут эти вещи старикам, которым они еще послужат. Вот простыни, например, — отец опять вытащил стопку. — Они даже на кровати нам маленькие, односпальные, а им будет как раз.

Конечно, по-хорошему половина вещей давно скучала по переработке. И это напоминало известный прикол «на тебе, убоже, что нам не гоже», но только на первый взгляд. Я отдавала свои ношеные вещи на благотворительные гаражки и была поражена, с какой скоростью расходятся мои блузочки, которые я носила лет пять. Пакет из супермаркета, набитый такими вот блузками — три-четыре стерилизованные бездомные кошки. Здесь я не видела бездомных животных, но дело же не в кошаках, дело в принципе.

— Совсем негодное отдавать не будем, отправим в переработку. Опять же — поможем природе.

— Отличная мысль, — похвалил отец. — Я за пакетами.

— Только не те, которые у меня на кухне… Уолтер!

Мать присоединилась к нам не сразу. Она стояла, прислонившись к дверному косяку, и примерно минут пятнадцать преувеличенно отстраненно смотрела, с каким увлечением мы с отцом разбираем содержимое шкафа. Вот это все — еще с ценниками, и пусть оно старое, если смотреть на дату изготовления, но абсолютно новое. Еще послужит, недолго, но года два-три. Вот это уже, конечно, в переработку…