Утром Тапка ждал под домом конвой. Его с большой опаской сопроводили до выхода и посадили в бронированный гравилет.
И вот уже арена.
Сегодня обошлось без пафосных воплей комментаторов. Арена для дуэли представляла собой два небольших двухэтажных дома метров десять на десять каждый, две груды контейнеров на разных концах арены и ржавый карьерный самосвал посредине. Все. Бойцы входят с разных сторон за контейнерами, а дальше с арены выйдет только один.
Вандал приехал чуть позже Тапка в сопровождении самого Грача, пары телохранителей и четверых ребят, здорово похожих на элитных «Изначальных» — черные шлемы-черепа, желтые кресты, татуировки, специфические шмотки…в общем, все атрибуты Чистильщиков.
На Тапка Чистильщики даже не взглянули, а зря, иначе могли бы заметить, как в его глазах сверкнули молнии.
Ни одна эта сволочь живой сегодня с арены не уйдет.
Тапок быстро накинул броню, подхватил оружие и пружинистой походкой подошел к шлюзу.
За его спиной начала закрываться дверь, отсекающая Тапка от мира, а сам он уже начал входить в то состояние, которое накатывает на него во время боя, когда нужно выложиться на полную или совершить нечто такое, что другие назвали бы «невозможным».
Летс мортал комбат бегин!
Глава 19
— Да ты псих, Алькарон, я тебе точно говорю! Тебе мозги ваши бедуинские заморочки и благовония к фазису спалили! Все на Пекле знают — нельзя соваться на грибные поля, и уж тем более приближаться к Кы. Увидел гриб — беги, и может, тебе повезет.
— Ага. А знаешь, кто рассказал об этом всем? — хмыкнул Алькарон, с усмешкой глядя на Полоза.
— Дай угадаю. Все, кто в трезвом уме?
— Не угадал, мой дорогой друг, Гнилой Язык! Именно бедуины и создали такую славу вокруг Кы, но на самом деле, если правильно все сделать, это доброе и спокойное животное тебя вообще не тронет.
— Слышь, копченый капитан, я просил меня не называть этой дурацкой кличкой, — насупился Полоз, — у меня кличка уже есть, вот ею и зови.
— Иногда слова портятся, если их повторять раз за разом, поэтому мой народ придумал иносказание, чтобы имена не изнашивали своих значений.
— Кончай курить дурь, Алькарон! Опять какую-то муть начал нести.
— А, что с тобой говорить, неразумным! — вздохнул Алькарон. — Только тратить драгоценный нектар слов в пустошь невежества и глупости.
— Чего-о-о-о?
— Да ничего, мажься, говорю, гуще, а то станешь покойником раньше, чем мы встретимся с Быстрой Смертью, — буркнул Алькарон. — А мне не хотелось бы быть тем, кто принес ему дурные вести.