Вернувшись в камеру, я улегся на кровать, постарался успокоить взбудораженные нервы и начал обдумывать свое новое положение. Непонятно, зачем Грею понадобился такой шантаж — ведь его предложение трудно назвать как-то иначе. Либо семь лет, либо работа на Азкабан. Допустим, то, о чем он говорил, правда, и им действительно нужны исследователи, но даже если такая карьера и могла показаться мне интересной, принимать решение под давлением, от безысходности, совсем не хотелось.

Я отвернулся к стене. Последнее время я чувствовал себя словно на войне, которая все шла и никак не кончалась. Мне было не на кого опереться и даже не о ком подумать ради положительных эмоций. О Снейпе я старался не вспоминать, чтобы окончательно не пасть духом, а мои школьные товарищи и преподаватели казались отсюда скорее персонажами сна, чем реальными людьми. Кто из них, находящихся по ту сторону пролива, помнил обо мне в разгар всеобщего праздника, да к тому же учитывая дезинформацию о моем местонахождении? Все эти дни и недели единственным человеком, о ком я постоянно размышлял, был Дамблдор, но чтобы вычислить все его ходы, мне не хватало ума и опыта. Казалось, я снова чего-то не замечаю, что-то упускаю, и впереди меня ожидает очередная ловушка. Однако несмотря на все потенциальные ловушки, мне хотелось отсюда выбраться — не потому, что я боялся Азкабана, и не ради свободы как таковой, а назло всем, кто пытался меня здесь удержать.

Но пока что единственным пространством, куда я мог выбираться беспрепятственно, являлось пространство моего воображения. Поначалу в своих трансах-медитациях я старался представлять себя среди возвышенных ландшафтов, соответствующих описаниям тибетских книг, но ни в одном из них мне не удавалось задержаться. Стоило мне представить себя в монастыре, в горах или даже в пещере, как картинка начинала смазываться, исчезать, и воображение упорно помещало меня в рукотворный индустриальный пейзаж. Я видел себя на стройплощадках, в пустующих многоэтажных зданиях, среди строительного мусора, а вместо гор меня окружали огромные карьерные разработки. Вскоре я смирился с такими проявлениями своего бессознательного, поняв, что эти пейзажи как нельзя лучше отражали состояние моего духа — неприкаянность, незавершенность, бездомность (во всех смыслах) и безнадежную неопределенность.

Тем более странным оказалось то, что сейчас, когда мое сознание безо всяких усилий покинуло унылую реальность вечно светлой камеры, я увидел перед собой не бетонные перекрытия очередной стройки, а утес в Тинворте, куда мы аппарировали из дома Малфоев. Я стоял лицом к морю, почти на самом краю обрыва, и все вокруг было окутано густым туманом, скрывавшим море и небо. Я обернулся, чтобы найти дом Уизли, и вздрогнул: пейзаж здесь был иным. Прямо за моей спиной начинался лес огромных деревьев, чьи могучие стволы поднимались на невидимую из-за тумана высоту.

Я направился вперед. Под ногами пружинил толстый слой мягкой хвои, в прохладном воздухе разносился аромат смолы. Не успел я сделать и полусотни шагов, как впереди возникло движение. Я замер, вслушиваясь и всматриваясь. До меня донесся приглушенный треск и шорох, между стволами мелькнула чья-то большая тень.

Я двинулся с места, завороженный и заинтригованный, и очень скоро увидел существо, а точнее, его спину, поскольку ноги, шея и склоненная голова животного скрывались в тумане. Зверь выглядел огромным, и я остановился, опасаясь вот так сразу подходить к нему даже здесь, в собственном трансе.

Животное ело: я слышал треск разгрызаемых костей и жадное урчание. Наконец, я сделал еще один шаг, и зверь резко поднял голову, повернувшись и уставившись прямо на меня. От неожиданности я отпрянул, споткнулся о корень и упал на спину.

Передо мной стоял лис, тот самый, кого я видел во время январской встречи, но сейчас он выглядел по-другому, и через секунду мне стало ясно, почему. Это был не мой транс. Я оказался в мире, где обитал мой дух-тотем, и в своем родном лесу ему не надо было менять облик, чтобы соответствовать человеческим представлениям.

Его морда лишь отдаленно напоминала морду лисицы: ее черты были гротескными, череп длинным и узким, словно у крокодила, уши больше походили на рога, а из пустых белых глазниц вытекал туман. Лис сделал пару шагов и оказался надо мной, приоткрыв пасть и высунув черный язык. Я пошевелился, осторожно приподнялся на локтях, проверяя, как он на это отреагирует, и дух уселся на задние лапы, ожидая, когда я, наконец, перестану валяться на земле.

В подвижном плавающем тумане трудно было оценить его истинные размеры, но даже после того, как я поднялся на ноги, лис оказался выше меня. Не успел я подумать, что же мне делать теперь, как он встал и направился к месту, где я впервые его увидел. Там он обернулся, приглашая меня следовать за ним, и когда я подошел ближе, моему взору открылось то, чем лис занимался до моего появления.

В пространстве между деревьями были разбросаны человеческие тела. Не одно, не два, и даже не десяток. Между стволами лежали груды костей, на которых еще оставались мышцы; иногда встречались почти целые трупы с выеденными внутренностями; где-то виднелись обглоданные кости, раздробленные мощными челюстями, и от крови, что заливала тела и землю, в воздух поднимался темный пар, смешиваясь с туманом из глаз лиса.

Я стоял на самой границе этого пиршественного стола. Несколько секунд я соображал, что все это значит, а потом вспомнил об обрядах посвящения. Хотя мы с лисом уже встречались, это было только первое знакомство. Чтобы дух меня слушался, чтобы он вступил со мной в отношения, а не появлялся лишь тогда, когда вздумается ему самому, мне следовало пройти инициацию, и из всех ее способов лис предпочитал наиболее радикальный.

Чтобы родиться для мира духов и получить над ними власть, я должен был отказаться от прежнего тела и обрести новое. Это была самая настоящая шаманская инициация, но соглашаясь зимой на ритуал призыва духа-помощника, я не собирался налаживать со своим тотемом столь тесную связь. Однако сейчас, несмотря на перспективы быть съеденным, я отчетливо сознавал последствия такого выбора. Обретя власть над духом, я смогу приказать ему отправиться к профессору Асвинн и сообщить ей, где я нахожусь. Это был единственный шанс попробовать выбраться из Азкабана.

«Что ж, — подумал я, начиная пробираться по мертвым телам на середину кучи и ощущая спиной внимательный взгляд стоявшего неподалеку лиса, — в конце концов, ведь есть такие тибетские практики, где колдуны стремятся разорвать цепи привязанности к телу и телесному эго, а лучший способ это сделать — дать демонам тебя съесть».