– Лилли, да ладно.

– Ничего, что имеет значение. – Она смотрит на него в упор. – У нас нет света, воздуха… земли, неба… свободы.

Боб покачал головой в притворном отчаянии, а кривая усмешка исказила его черты.

– Как ты можешь такое говорить? У нас полно земли – только посмотри вокруг.

– Очень смешно, Боб. Может, тебе стоит устраивать тут комедийные сеансы по пятницам и субботам. Ты просто пленишь аудиторию.

Он чуть склонил к ней голову, его улыбка померкла.

– У тебя снова вспышка клаустрофобии?

Еще один вздох, полный боли. Лилли был готова заслонить этого несдержанного старого медика от пули, готова умереть ради него, но иногда он просто сводил ее с ума.

– О чем ты меня спрашиваешь? Ты спрашиваешь, не хочу ли я поставить их жизни на кон, потому что меня время от времени трясет или болит голова?

– Я не говорил…

– Мы не можем оставаться внизу до бесконечности, Боб. Ты знаешь это так же хорошо, как и я.

Большой, покрытой въевшейся грязью рукой он обнял Лилли за плечи – его прикосновение было одновременно нежным и уважительным.

– Слушай, я не говорю, что мы остаемся здесь, пока часы не пробьют вечность. Я лишь говорю, что мы останемся до тех пор, пока наверху не станет полегче. Прямо сейчас там мертвецов, как на центральном вокзале, и я не хочу терять больше людей, если ситуация к этому не вынуждает.

Она тяжело на него взглянула.

– Откуда ты знаешь, что когда-нибудь станет легче?

Он убрал руку с ее плеча, но ничего не ответил.

Лилли бросила взгляд на заграждение. В тени за оградой змеился одинокий толстый кабель большого сечения, питающий прямоугольный источник света, нацеленный на ряд цветочных горшков на полке. В фиолетовом сиянии любимые петунии Лилли торчали из почвы – тонкие, болезненные, словно сделанные из мятой оберточной бумаги. Она отказалась от своих цветов, а теперь каждый день смотрела, как они умирают. Она пробормотала:

– Откуда мы знаем, что они не останутся на тысячу лет? – Она посмотрела на Боба: – Может, теперь их присутствие нормально.

Он продолжал смотреть в пол, пожимая плечами и ничего не говоря. Она же глядела на него в упор.

– Но дело даже не в этом… мы здесь уязвимы, Боб. И дело даже не в риске нападения со стороны ходячих. Мы уязвимы для нападения со стороны людей.