— Ставите себя на его место? — прищурилась девушка, — но вы не знаете, что он за человек. И поэтому ваши рассуждения — всего лишь рассуждения, а не реальное положение дел.

— Любая гипотеза или версия — всего лишь рассуждение, а не реальное положение дел, — передразнил её коррехидор, — только эксперимент может доказать правильность теории. Считайте наш сегодняшний визит к Эрнсту подобным экспериментом.

Дом под раскидистым старым вязом, действительно, оказался совсем недалеко. Окна почти всего дома были тёмными, светилось только одно на втором этаже. Свет мягко просачивался сквозь плотную ткань занавесок, и Вил предположил, что это очень похоже на свет настольной лампы или бра над кроватью.

— Слишком бледный свет, — обосновал он своё предположение.

Дверной колокольчик издал заливистую птичью трель, и через несколько томительных минут на крыльце вспыхнул свет, позволяющий рассмотреть в дверной глазок поздних визитёров, и дверь приоткрылась ровнёхонько на ширину дверной цепочки.

— Добрый вечер, — улыбнулся коррехидор, — мы к Эрнсту.

На этот раз обворожительная улыбка графа Окку не произвела должного впечатления. Женщина в годах поплотнее запахнула домашнее платье, надетое прямо поверх ночной сорочки, и сурово поинтересовалась, известно ли молодым людям, который теперь час? И объясняли ли им когда-либо, что наносить визиты в чужой дом после девяти часов вечера является неподобающим поведением?

Вил вздохнул и вытащил амулет коррехидора — золотой кленовый лист на цепочке, который он носил на шее, и с надменностью древесно-рождённого лорда спросил, с кем он, в свою очередь, имеет честь говорить?

Дверь отворилась, женщина нервно пригладила волосы, собранные в низкий пучок с деревянной шпилькой, и представилась:

— Домовладелица, госпожа Рёдо, чем могу быть полезна?

— Мы хотим видеть господина Эрнста. Он ведь квартирует у вас?

— Да, — склонила голову в знак согласия госпожа Рёдо, — только его сейчас нет. Он ещё утром уехал. Знаете, господин…

— Окку, — подсказал Вил, — граф Вилохэд Окку, к вашим услугам.

— Видите ли, милорд, я полагаю, что господин Но́я — коммивояжёр. Он много времени проводит в разъездах, то есть бывает дома весьма редко. Могу я поинтересоваться, чем господин Ноя, положительный и спокойный мужчина, мог заинтересовать Королевскую службу дневной безопасности и ночного покоя?

Вил задумался на мгновенье, испытывая соблазн соврать о важном свидетеле некоего дела, но решил, что женщина должна быть поставлена в известность о том, какой человек снимает у неё жильё.

— Ваш постоялец подозревается в совершении убийства.

— Нет, нет, — неожиданно рассмеялась женщина, — такое решительно невозможно! Вы ошибаетесь. Он квартирует у меня около года, и ни разу, слышите, ни единого раза он не подал мне повода подозревать его хотя бы в чём-то противозаконном, не то, что в убийстве! Вежливый, спокойный, аккуратный и щепетильный человек, не позволивший себе за всё это время ни единой вольности, грубости и даже простого небрежения. И его вы считаете убийцей? Кого же он убил, позвольте полюбопытствовать? Он даже мою надоедливую кошку Лию ни разу не оттолкнул от себя, не то, чтобы пнул.

— Мы подозреваем, — спокойно сказал Вил, — что господин Эрнст Ноя, как вы его называете, изнасиловал и жестоко убил двух женщин.

— Как я его называю? — прищурилась госпожа Рёдо. Она была среднего роста, худощавая, моложавая. Рика затруднилась определить её возраст. Ей было либо под пятьдесят, но она неплохо сохранилась, либо в районе сорока, но тогда на её долю выпало немало страданий. Ничем непримечательное лицо с мелкими чертами и выраженными, мелкими же, морщинами, особенно скопившимися возле глаз и рта, типичная немолодая артанка, — что значит, я называю?

— Он когда-нибудь показывал вам свои документы? — невозмутимо продолжал Вил, — паспорт или что-нибудь ещё?