— О, ну конечно! Милый Робер! Знаете, я бываю немного несдержанна в любовных играх. Но это ведь не преступление, правда? А он теперь может хвастаться перед друзьями тем, что привел женщину в такой экстаз. Мужчины этим гордятся. Я права, Норман?
Полковник почесал в затылке.
— В общем, есть такое дело. Но происшествие в Люксембургском саду уже не относится к любовным играм… Знаете, Седна, что меня беспокоит?
— Что, Норман?
— Возможное продолжение, — сказал он, — Допустим, в Париж заявится Дауд Самир, брат Камала, или еще какой-нибудь родственник, который унаследует его фирму вместе с этой проблемой. Мне не хотелось бы иметь постоянный раздел в этом, как вы выразились, топ-листе свежих парижских ужасов.
Седна презрительно фыркнула.
— Не стоит беспокойства. Я уверена, что эта семья просто продаст свой парижский бизнес.
— Уверены? — переспросил он.
— Да. Они довольно серьезно относятся ко всякой мистике. К разнообразным приметам, странным совпадениям, необычным снам… Если вы понимаете, о чем я.
— Наверное, понимаю. Тогда неприятность с Камалом можно считать несчастным случаем. К сожалению, с событиями в Люксембургском саду так не получится.
— Да ладно, Норман. Вы-то не суеверны и вам ли не знать, что у любых, самых странных событий, рано или поздно найдется рациональное объяснение.
— Проверим на примере? — предложил полковник.
— На каком? — спросила она.
— Ваш интерес к химере, — сказал он, и пояснил, — не химерам вообще, а одной конкретной химере, с которой связано несколько специфических мифов. Как рационально объяснить этот интерес у вас лично.
— Видите ли, Норман, я эксперт по древнему искусству и мифологии. Чтобы рационально объяснить мои мотивы, надо хотя бы в общих чертах знать то, что знаю я. Существо, о котором вы говорите, это не просто каменное изваяние, и не просто персонаж нескольких легенд. Это принцип катастрофизма, без которого не может развиваться мир.
Полковник побарабанил пальцами по столу:
— Мне как-то не по душе этот принцип. Сразу же возникают ассоциации с моей работой… С ее наиболее неприятными аспектами.
Седна улыбнулась:
— Ну, что вы, Норман. Принцип катастрофизма имеет мало отношения к событиям вроде 9/11 в Нью-Йорке или выходкам террориста Карлоса здесь, в Париже, в конце прошлого века. Другое дело — Великая Французская Революция. Или информационная революция, из-за которой мир выглядит таким, каким вы его видите сейчас. Это типичные отражения принципа катастрофизма в обществе. Без него жизнь была бы скучной и наперед заданной от начала и до конца. Одно и то же повторялось бы из поколения в поколение. К счастью для людей, существует неустранимая неопределенность, которая время от времени меняет состояние мира. Старое разрушается, освобождая место новому. Разрушается, конечно, не само собой, а под влиянием некоторой силы.
— И химера — символ такого принципа? — спросила Элис.