— Может быть, присядем вон в том сквере? Там удобнее, чем посреди улицы.

— Ладно.

Они прошли двадцать шагов и устроились на скамеечке.

— Вы в курсе происшествия в Люксембургском саду, позапрошлой ночью? — спросила Элис.

— Да, мне рассказывал Андрэ. Но вам я вряд ли буду чем-то полезен.

Она привычно улыбнулась и достала из бокового кармана блокнот:

— Возможно, но, все-таки, я задам несколько вопросов. Имя Пикар вам ничего не говорит?

— Я работал с его фирмой некоторое время. А что?

— Вы работали, а потом, без особых причин, расторгли контракт.

— Да, но это ведь не преступление?

— Конечно. Просто я бы хотела знать причины. Вы поссорились, или нашли другого покупателя, или еще что-нибудь?

— У меня были некоторые личные мотивы отказаться от этого заказа.

Элис кивнула, изобразив на лице понимание:

— Если это что-то интимное, то я, конечно, не настаиваю на ответе, но, быть может, вы хоть в общих чертах поясните этот мотив. Скажем, персональная неприязнь к заказчику или конфликт, связанный с женщиной, или, возможно, религиозные причины.

— Эстетическое неприятие такого заказа, — ответил Робер.

— Эстетическое? — переспросила она.

— Да. Это довольно просто. Когда я вижу «таитянок» великого Гогена на рекламе крема для загара, меня это оскорбляет. Понятно, что такие вещи невозможно запретить, но культурный человек не должен участвовать в подобном свинстве.

— Я понимаю. Но почему тогда вы приняли этот заказ, а не отказались с самого начала?

На этот раз он некоторое время думал, прежде чем ответить:

— Есть вещи, которые начинаешь осознавать лишь постепенно. Не даром многие великие произведения искусства были оценены только через столетия после их создания.