— В основе любого культа, преклонение перед каким-то совершенством. Перед красотой. Перед мастерством. Перед силой. Перед жестокостью. Любое совершенство, даже злое, есть потенциальный объект культа. Посмотрите на это страшилище (экспозитор протянул руку в сторону изваяния льва, стоящего над убитым оленем). Лев — символ властной силы и жестокости, требующей преклонения. Лев на национальных флагах и на фамильных гербах. Лев в афоризмах и притчах. Лев в прозвищах. Это культ, не так ли?
— Да, действительно… Я даже как-то не задумывалась об этом.
— Мало кто задумывается, — сообщил Нио, — культовые символы, впитанные в детстве, это уже подсознание. Их превосходные качества кажутся чем-то само собой разумеющимся, пока нет достойного объекта для сравнения. Сравним этого льва с нашей химерой той же величины. Мысленно поставьте их друг против друга. Что будет?
— Химера порвет этого льва, как Тузик грелку, — уверенно сказала Элис.
— Почему вы так решили?
— Гм… Не знаю, но почему-то мне это кажется очевидным. Хотя, если подумать, то ваш вопрос довольно-таки бессмысленный.
— Нет, милле Сюркуф, смысл есть! Не случайно вы так быстро и легко дали ответ. Наша Химера это гораздо более убедительный символ силы. Первобытной, изначальной силы. В ней нет мутной примеси властного позерства и показной жестокости — верных признаков тщательно скрываемой слабости. Изначальная сила не демонстративна, но очевидна. Она просто не может не оказаться объектом культа.
— Это ваше предположение, или вы что-то знаете? — спросила Элис.
Андрэ задумчиво погладил ладонью подбородок.
— Скажем так: я слышал, что есть обычай обращаться к этой химере за помощью. Что-то связанное с первобытными ведьмовскими и тотемными практиками. Я думал, это просто игра, связанная с популярностью модернистских реконструкций первобытной магии. Но, коль скоро, дело дошло до убийств при конфликте с другой религией…
— Вы уверены, что здесь религиозный мотив? — спросила Элис.
— Мне так кажется, — уточнил экспозитор, — Видите ли, у меня не выходили из головы эти раны на трупе. А сейчас я посмотрел на этого льва, и вспомнил, что видел похожие раны на трупе человека, убитого другим хищником семейства кошачьих: леопардом. Это было в Танзании, несколько лет назад. Четыре серповидных когтя оставили параллельные борозды глубиной до самых ребер. Конечно, здесь, у нас никакого хищника не было, но возможно, было оружие, имитирующее удар его когтистой лапы. Вернее ее лапы, если мы говорим о химере.
— Ритуальное оружие? — уточнила она.
— И не только оружие. Целый ритуал, перевоплощения человека в охотящегося леопарда.
— Что-то вроде оборотней, не так ли?
— Совершенно верно. Культы кошек: ягуара в Южной Америке и леопарда в Центральной Африке, происходят от первобытных магических религий, возникших десятки тысяч лет назад. На заре истории черного континента, для многих племен леопард был тотемом. Вы представляете себе, что такое тотем?
Элис хмыкнула.
— Ну, насколько я знаю, тотем — это обожествленное животное. Или зооморфный бог.
— Типичное заблуждение, кочующее из книжки в книжку, — констатировал Андрэ, — Это для современного европейца религия строится вокруг бога — некого сверхъестественного и могущественного существа, которое обитает где-то высоко на небесах, и иногда может отозваться на какие-то молитвы и подношения. Религия первобытного человека иная: в ее центре стоит родственный дух-союзник. Тоже сверхъестественное существо, но близкое и осязаемое, приходящее на помощь в ответ на ритуал вызова. Оно вселяется в охотника-человека. Этот дух-союзник и есть тотем.
— То есть, — предположила Элис, — человеку кажется, что он превратился в леопарда, и это, говоря современным языком, поднимает его боевой дух?