– Что за черт! – прошептала она.

– Эмма, не молчи, – произнес Джек. – Рассказывай, что происходит.

Она неотрывно смотрела на живот Кеничи – казалось, его кожа пульсирует, словно под ней что-то вскипает.

– Какое-то движение… у него под кожей…

– Что значит «движение»?

– Похоже на фасцикуляцию. Но она… движется по животу…

– Это не перистальтика?

– Нет, нет. Она движется вверх. Не по кишечному тракту.

Эмма замолчала. Пульсация вдруг прекратилась, и кожа на животе Кеничи снова стала гладкой.

«Фасцикуляция», – подумала она. Непроизвольные сокращения мышечных волокон. Это наиболее вероятное объяснение, но вот в чем проблема: фасцикуляция не может выглядеть как волнообразные перемещения.

Вдруг Кеничи открыл глаза и уставился на Эмму.

Кардиомонитор издал сигнал тревоги. Обернувшись, Эмма увидела, что линия электрокардиограммы мечется вверх-вниз по экрану.

– Желудочковая тахикардия! – крикнул Джек.

– Вижу-вижу!

Она включила дефибриллятор, затем пощупала пульс сонной артерии.

Вот он. Слабый, едва ощутимый.

Глаза Кеничи закатились, были видны лишь кроваво-красные склеры. Он все еще дышал.

Эмма смазала электроды дефибриллятора, приложила их к грудной клетке и дала разряд. Сто джоулей встряхнули тело Кеничи.

Его мышцы одновременно скрутил сильнейший спазм. Ноги принялись молотить по койке. Если бы не сдерживающие ремни, он бы метался по всему модулю.

– Желудочковая тахикардия продолжается! – воскликнула Эмма.