Она плыла, вытянув застывшие лапки и раскрыв розовую пасть. Еще один самец. Четвертая мертвая мышь за шестнадцать дней.
Он убедился, что отсек с лабораторными животными функционирует нормально, что заданные значения температуры не нарушались и интенсивность потока воздуха остается прежней – двенадцать обновлений в час. Почему они умирают? Может, вода или пища заражены? Несколько месяцев назад на станции от ядовитых химикатов, просочившихся в водоснабжение отсека для животных, погибли десять крыс.
Грызун плавал в углу клетки. Остальные мыши-самцы сбились в кучку в противоположном ее конце, словно отстраняясь от трупа бывшего товарища. Казалось, они отчаянно пытаются держаться на расстоянии от него, цепляясь лапками за экран камеры. По другую сторону проволочного разделителя находились самки, которые тоже сбились в кучку. Все, кроме одной. Она дергалась в судорогах, медленно выписывая спираль в центре клетки, ее лапки бились, словно в припадке.
Еще одна заболела.
Кеничи продолжал наблюдать за ней, но тут самка сделала последний мучительный вздох и вдруг обмякла.
Остальные самки сбились еще плотнее, перепуганная масса спутанного белого меха. Нужно удалить трупы, пока инфекция – если это была она – не распространилась на других мышей.
Он присоединил отсек с мышами к исследовательской камере с перчатками и, надев их, продел руки через резиновые изоляторы. Потянувшись сначала в «мужскую» часть отсека, он вытащил труп и упаковал его в пластиковый пакет. Затем, открыв «женскую» половину, он потянулся за второй мертвой мышью. Когда Кеничи вынимал ее, возле его руки промелькнул какой-то белый комочек.
Одна из мышей проскочила в камеру с перчатками.
Японец схватил ее. И почти тотчас же отпустил, почувствовав острую боль от укуса. Зверек прокусил перчатку.
Кеничи тут же вытащил руки из камеры, быстро стянул перчатки и уставился на палец. На нем выступила капля крови; от неожиданности японец ощутил приступ тошноты. Он закрыл глаза, ругая себя за оплошность. Ничего страшного – всего лишь маленькая ранка. Праведная месть мыши за все те уколы, которые он сделал ее собратьям. Кеничи открыл глаза, но тошнота не проходила.
«Мне нужно отдохнуть», – решил он.
Японец отловил мышь и водворил ее обратно в клетку. Затем вытащил двух мертвых зверьков, упакованных в пластиковые пакеты, и положил в холодильник. Он разберется с этой проблемой завтра, когда ему станет лучше.
– Эту мертвую мышь я нашел сегодня, – сообщил Кеничи. – Это шестая.
Эмма нахмурила брови, глядя на мышей в отсеке для животных. Они обитали в разделенной на две половинки клетке, самцов от самок отгораживала лишь проволочная сетка. Они дышали одним и тем же воздухом, ели одну и ту же пищу, пили одну и ту же воду. На «мужской» половине, вытянув окоченевшие лапки, плавала мертвая мышь. Остальные зверьки сбились в кучку в противоположном конце, карабкаясь на ширму, словно стараясь убежать.
– За семнадцать дней погибло шесть мышей? – спросила Эмма.
– Пять самцов и одна самка.
Эмма внимательно осмотрела оставшихся животных на предмет признаков болезни. Все они казались бодрыми, глаза блестели, из ноздрей не выделялось никакой слизи.
– Сначала давайте вытащим мертвую мышь, – предложила она. – Затем повнимательней осмотрим остальных.
Используя камеру с перчатками, она сунула руку в клетку и выловила трупик. Он уже окоченел – лапки застыли, позвоночник был неподвижен. Из приоткрытой пасти свешивался кончик тонкого розового язычка. Смерть лабораторных животных в космосе – обычное явление. Например, во время полета шаттла в 1998 году среди новорожденных крыс была зафиксирована почти стопроцентная смертность. Микрогравитация – чужеродное явление, и к ней адаптируются не все виды животных.
До запуска этих мышей проверяли на наличие бактерий, грибков и вирусов. Если это инфекция, то они заразились уже на борту МКС.