– Я всегда думал, что ты великолепна, но никогда не понимал, как восхитительна ты на самом деле – до сегодняшнего вечера. Будто ты светишься или что-то вроде того.

– Ладно, я знаю, что я не загорелая, но…

– Ты знаешь, что я имею в виду.

Знаю ли я? Мое нутро, кажется, точно знает. Я теплая, живая и до невозможности, до невозможности счастливая…

Он делает шаг. В ответ на это движение я тоже подхожу ближе. И еще ближе. Мои глаза закрываются, и я облизываю губы… Наконец-то, наконец-то…

На крыльце вспыхивает свет, и мы оба отпрыгиваем назад. Со скрипом открывается дверь, и из нее выглядывает мама.

Ее глаза расширяются от удивления, когда она замечает Джека.

– О, эй, я слышала что-то…

Я жду, что мама сообразит, что происходит, и уберется обратно, пока атмосфера из неловкой не превратилась в невыносимую. Но она не улавливает мои мысленные сообщения, в которых я кричу: «Уходи!» Хмыкая и что-то бормоча, она нависает над нами, пока Джек не решает протянуть ей руку и представиться.

Похоже, она впечатлена этим жестом, но и после рукопожатия не хочет возвращаться в дом. Она это специально делает? Если она ни разу не ходила на свидание с тех пор, как папы не стало, это не дает ей права испортить мои отношения с Джеком!

Между нами троими повисает долгое неуютное молчание. А потом Джек достает ключи от машины и сообщает, что ему пора. Мое тело сдувается, словно футбольный мяч, который пнули слишком сильно.

– Может, мы сможем пойти на вечеринку у Эрин завтра вечером? – бросает Джек через плечо, идя к обочине.

– Несомненно, – говорю я и замечаю, как нахмурилась мама.

По крайней мере, есть надежда, что у нас будет еще один шанс. Вслед за мамой я захожу в дом, борясь с желанием кинуть в нее одной из своих тщательно подобранных золотистых сандалий. Это странно. Тяга к насилию – явно не моя характерная черта. Может, она приходит вместе с сиянием.

Кто бы мог подумать, что гены окажутся настолько непредсказуемы?