Дыхание замирает у меня в груди. Прямо сейчас я хочу ответить: была занята тем, что воображала нас вместе – именно так. Хотя и была уверена, что это невозможно.

В конце аллеи парк, а в нем какая-то группа устроила бесплатный концерт. Звучит мелодия, по-летнему веселая и энергичная. Мы раскачиваемся в такт музыке и аплодируем нескольким малышам, которые от всей души пустились в пляс.

Счастливо вздохнув, я позволяю музыке заполнить мое тело, вплоть до моей измененной ДНК. Аххх. Мое дыхание и сердцебиение достигают полной гармонии с этой песней. А потом, на короткое мгновение, у меня возникает до невозможности странное ощущение, будто я каким-то образом слилась с толпой, окружающей меня. Это теплое, мощное чувство предельного единства с миром. Я резко открываю глаза. Что происходит? Я думала, «харизма» научит меня зажигать и быть уверенной в себе, а не погружаться в смутное тепло.

Резко вдохнув, я мысленно возвращаюсь к своей обычной настороженности, когда мое сознание существует отдельно от всех остальных. Но даже теперь люди вокруг нас не кажутся такими «другими», как обычно. Впрочем, не исключено, что на меня действует присутствие Джека, а не генная терапия.

На краю скопления людей оператор из местной новостной станции, должно быть, проспоривший кому-то, снимает видео толпы. Его камера было повернулась в мою сторону, а потом будто замерла. Мне сразу же захотелось спрятаться за женщиной с пышной прической, но по какой-то причине я отбросила свою стеснительность и посмотрела прямо в объектив. Через несколько секунд камера будто кивнула, прежде чем возобновить съемку слушателей.

Джек наклонился ко мне.

– Ты явно впечатлила этого новостника.

– Не болтай чушь.

– Да нет, это совершенно логично.

Я почувствовала, как расширились капилляры на моих щеках. Доктор Стернфилд заработала бы состояние, если бы сумела исправить ген, из-за которого люди краснеют. Что ж, одно лекарство за раз.

Когда садится солнце, мы направляемся к машине Джека, у нас за спиной по-прежнему звучит музыка, а воздух еще теплый. Джек смотрит в мою сторону и небрежно берет меня за руку. Каждый нерв под кожей, которой он коснулся, безумно вспыхивает. Ладонь в ладони, соприкасаясь локтями, мы шагаем в такт. Я и Джек. О господи. Это восхитительно.

Поездка домой кажется слишком короткой и, прежде чем я успеваю это осознать, мы уже стоим у моего крыльца, наши руки сцеплены и связывают нас, будто подвесной мост. Обычно я ненавижу прощаться, но упиваюсь этим моментом. Мои колени трясутся, и я слегка раскачиваюсь, стоя перед Джеком и чувствуя, как сердце трепещет в груди, будто птица.

Он смахивает прядь волос с моей щеки.

– Это был невероятно прекрасный вечер.

– Самый лучший.

– Похоже на то эссе, которое ты написала для «Всякой мороси» в девятом классе. Об идеальном утре, которое ты помнишь, как ты провела его с мамой, папой и братом на пляже. Как все сложилось, именно так как надо, и ты погрузилась в настроение, которое было лучше, чем сладкий сон.

– Ты помнишь это?

– Конечно. Твое эссе напомнило мне, как мы отправились в поход в тропический лес всей семьей, прежде чем мои родители развелись.

Я киваю, понимая, каково это, когда почти все твои лучшие воспоминания относятся к периоду времени «до» какой-то ужасной черты, за которой в твоей жизни началось «после». Но сегодня я стала частью сверкающего «сейчас», одной из тех чудесных жемчужин, которую я нанижу на нить несравненных впечатлений.

Джек пристально смотрит на меня и качает головой, будто не может во что-то поверить.