Кажется, проходит много времени, когда я пробуждаюсь от этого кошмара и понимаю, что я все еще в «скорой». Врач говорит, что меня нашли в тридцати километрах от Олимпии, а Шейна – еще в десяти километрах дальше. Услышав это, я плачу от облегчения.

Хотя вблизи есть больница, по указанию департамента здравоохранения и CDC и, насколько я поняла, службы национальной безопасности, нас отвозят в детскую больницу «Флоренс Бишоп», мой второй дом.

Они везут меня на каталке в отделение «скорой помощи», чтобы зашить рану на колене и перебинтовать ноги. Меня совершенно не удивляет, что доктор Калдикотт появляется меньше чем через час.

Она берет мою историю болезни.

– Обмороки или другие симптомы были?

– Нет. Как Шейн?

– Очень слаб. Он то приходит в себя, то снова теряет сознание.

Она неотрывно смотрит в планшет.

По выражению ее лица я отчетливо понимаю, каков диагноз Шейна.

– Могу я поговорить с ним? Хоть минуту?

Мне отчаянно хочется сказать ему, как для меня важно, чтобы ему стало лучше. Как сильно я… я не знаю, что. Но я просто обязана поговорить с ним.

– Посмотрим.

– Может, в «Nova Genetics» уже есть какие-то разработки, какое-то средство, которое может помочь ему, прежде чем станет слишком поздно.

Звон у меня в ушах становится тоньше.

– И я его тоже приму.

Она вздыхает.

– Доктор Гордон держит нас в курсе исследований.

Испустив еще один долгий вздох, она продолжает:

– К несчастью, одна из шимпанзе, на которых мы тестировали новое лекарство, умерла позавчера.

Это вышибает из меня дух. Доктор Гордон должен был нам рассказать.