– Вы ходили к ней?
– Естественно. Раз двадцать, если не больше.
– А что говорит ее муж?
– Какой муж? Аделина уж три года как развелась. Лола взяла у хозяина из рук бутылку, хорошенько глотнула из горлышка и вернула:
– Нет, лучше не стало. Но ваше вино ни при чем. Оно неплохое. Удачи.
Хозяин погребка стоял разинув рот. Лола хлопнула его по плечу, взяла проспект с изображением Аделины в длинном черном фартуке и вышла из магазина.
– И что теперь? – спросила Ингрид, когда они сели в “твинго”.
– Ну ни одной извилины у меня, – с досадой признала Лола, – нужно было забрать всю бутылку. – Она постукала пальцем по фото Аделины. – Кто бы мог подумать! Гляньте на эту святую невинность. н-да, старею я. Мне сто пятьдесят лет.
– Может, поговорим с бывшим мужем?
Идея была прекрасна в своей простоте. Лола присутствовала на их свадьбе. Праздновали в ресторане “Вакханки Бахуса” на бульваре Вольтера, где работал сомелье Юбер Малик. Такое название невозможно забыть. Вскоре “твинго” остановился неподалеку от ресторана.
У хозяина были удивительные навощенные усы и такое же удивительное имя. Основная волна клиентов схлынула, задержались лишь несколько завсегдатаев. Лола взяла предложенный ей бокал и спросила, где найти Юбера Малика.
– В Токио, – ответил хозяин по имени Ипполит.
– О нет, – простонала Лола, хватаясь за стойку.
– Да, знаю, мне тоже его не хватает. Уход Аделины стал для него тяжелым ударом. Он встретил японку и решил начать там жизнь заново. Что ж, выбор не хуже других. И потом, кажется, там начали серьезно любить вино.
– У вас есть его координаты?
– У меня есть его телефон. Но подождите немного, пусть проснется. У нас восемь часов разницы.
– Да, это проблема, – проворчала Лола и допила свой бокал.
Глава 34
Он попросил ключи у консьержа, на всякий случай постучал в дверь, но не получил ответа. В квартире царил порядок. Никаких следов борьбы или поспешного отъезда. В комнате девочки на столе стопкой сложены учебники, на стуле ранец. В шкафу на вешалках никакой одежды.
Кабинет погружен во тьму. Он раздвинул шторы, на солнце комната обрела привычные черты. Семейная фотография стояла на своем месте, рядом бутылка виски и два хрустальных стакана на медном подносе, привезенном из Марокко. Танцовщица тридцатых годов застыла на светлом шведском дереве.