Это надо же сподобиться: за один 1999 год снять два фильма — «Тихие омуты» и «Старые клячи». Да мне и в молодые годы еле хватало сил, чтобы поставить одну ленту в год. И в данном случае помогло, конечно, не накопление опыта. Опыт, скорее, мешает творческой работе, ибо услужливо подменяет радость первого открытия, свежего ощущения, новизны решения. Самое главное для постановщика — не пользоваться уже опробованными схемами, общими местами, гладкими формулами. Эта дорога облегченная, удобная, своеобразные поддавки, за которыми следует творческий проигрыш. А чего стоит поднять такую махину, как «Андерсен. Жизнь без любви» и почти без паузы снять за три месяца «Карнавальную ночь — 2»! Только псих может относиться к себе так безжалостно, как я.
Еще несколько слов о «Карнавальной ночи — 2». Конечно, опыт, знание, умение помогли мне снять этот фильм за три месяца. Но ошибется тот, кто решит, что это была «халтура». Этого я себе не позволял никогда в жизни. Я старался не допускать и компромиссов, выбрасывая недостаточно доброкачественное из своих фильмов или же переснимая. Во второй «Карнавальной ночи» у меня не было времени для пересъемок, и поэтому то, что я считал не совсем получившимся, я попросту выбрасывал из окончательного монтажа ленты. Я доволен этой своей картиной. Ею мне удалось сдать (не в первый раз!) экзамен на профессионализм в очень трудном жанре. Было немало лестных отзывов не только в России, но и в США, и в Израиле. Я сам к себе отношусь с большим подозрением. Все-таки возраст… Это только в песнях поют «Еще не вечер!». Уверяю вас, вечер, и довольно поздний.
В общем, не стоит самообольщаться. Эти рывки в два фильма за один год не проходят бесследно. Усталость, равная усталости сорока тысяч братьев, поглотила меня. А потом я не могу безучастно видеть, что происходит вокруг. Мне все больше и больше не нравится, что страна потеряла нравственные, человеческие, гуманные ориентиры. Бесстыдство и произвол во всех областях жизни правят бал.
Феллини сказал:
— Мой зритель умер.
Время от времени это должен произносить каждый зрелый кинематографист, в том, правда, случае, если у него свой зритель был. У меня он, по счастью, был. И, честно говоря, еще немного осталось. Но закон природы безжалостен — мой зритель уходит. И не только он.
Один за другим меня покидают соучастники моих «дел». А смерть моего близкого, дорогого друга Григория Горина — неожиданная, нелепая, чудовищная, преждевременная — поставила точку на моих кинематографических притязаниях. Вместе с Гришастиком — так я любовно его называл — мы намеревались сочинить еще кое-что. Но не вышло. Кончина друга похоронила и эту идею.
А тут еще и мой любимый композитор, мой соавтор Андрей Петров тоже покинул меня. Столь же внезапно…
Пришло время закругляться, пора прекратить свою активную деятельность в кино.
Когда эта книга ляжет на магазинные прилавки, я отмечу, если удастся, свое 82-летие. Возраст, что ни говори, очень почтенный, хотя я пока еще редко чувствую себя стариком. Но все-таки хватит хорохориться, пора и честь знать. Однако я, привыкший всю свою долгую карьеру трудиться, как лошадь, и жить всегда под большим напряжением, делать сразу множество работ — и на телевидении, и в кино, и писать, и преподавать, — с ужасом думаю о блаженном пенсионном безделье. Слишком много примеров перед глазами, когда активная личность, резко переходя к ничегонеделанию, очень стремительно идет к смертельному финишу. Правда, как правило, речь идет о тех, кого принудительно отстранили от дел либо выгнали в отставку. Я же намерен уйти добровольно. Теперь надо придумать, как поддерживать высокие нагрузки, ставшие привычными для организма. Задача не из простых.
Моя беда еще в том, что я не умею долго отдыхать, не приучен. Да и натура, видать, чересчур активная…
Когда-то, еще в молодые годы, заглядывая в будущее, я сказал себе: «Будет здорово, если я смогу дожить до 2000 года. Одним глазком заглянуть бы в XXI век, и хватит. Мне будет уже 73 года. Куда жить больше-то?»
Вообще задачи прожить долго я никогда себе не ставил. Наоборот, делая фильмы, себя не жалел, работал, что называется, на износ. Наши народные поговорки «Работа не волк, в лес не убежит» или «Работа дураков любит» не были моими девизами, были мне чужды. Я всегда удивлялся, ибо подобные ленивые «слоганы» — не по мне.
В конце XX века, чувствуя, что старость надвигается и ставить фильмы скоро станет совсем тяжко (нагрузка-то чудовищная!), я стал размышлять, каким же делом мне заниматься. Знал — без работы жить не смогу, отдыхать не люблю, не умею. А никакой другой профессией не владею. Другому делу не обучен. И я придумал: хорошо бы открыть киноклуб, где можно будет показывать кинофильмы, организовывать творческие вечера и встречи, ставить спектакли, устраивать утренники, концерты.
Эта сфера близка мне, я в этом разбираюсь, а Эмма понимает в этом деле поболее меня… И я отправился с этим предложением к мэру столицы Юрию Михайловичу Лужкову, человеку живому и неуемному. Он сразу одобрил мой замысел. Надо сказать, мое намерение совпало с политикой мэрии — вернуть кинотеатры к их прямому предназначению — показу фильмов. Ведь московские кинотеатры в свое время захватили всяческие «бизнесы», все кому не лень. В связи с этим надо было выгнать из зданий кинотеатров расположившиеся в них автомобильные салоны, дискотеки, мебельные магазины и прочие хозяйственные заведения. Мы начали лихорадочно искать «оккупированные» дельцами кинотеатры. В центре города таких практически осталось мало, но на окраинах их было предостаточно. Нам удалось найти на Юго-Западе Москвы бывший кинотеатр «Казахстан», где уже пятнадцать лет хозяйничал мебельный магазин. Вскоре после моего визита к Юрию Михайловичу Правительство Москвы издало распоряжение о передаче здания для киноклуба.
В ходе бюрократической переписки, распоряжений и решений он получил имя — «Киноклуб Эльдар». Каждый раз, подходя к клубу, я читаю вывеску и пугаюсь. Ведь я же еще жив. Лестно, конечно, но страшно. Я был рад, что киноклуб — собственность города, а не моя. У меня отсутствует собственнический инстинкт, и надпись на здании «Рязанов и К°» или «Рязанов и сыновья» никогда не была предметом моих мечтаний. Поиск финансов на реконструкцию большого здания вырастал в проблему. Прошел год, а денег все не было. Разоренное здание — унылое зрелище: в кинобудках стояли ржавые кинопроекционные аппараты, в зале валялись поломанные кресла. Прошло больше года, дело не двигалось, а руины бывшего кинотеатра угнетали. И тут надо отдать должное бывшему префекту Юго-Западного округа столицы, ныне заместителю мэра Валерию Юрьевичу Виноградову, который нашел способы и возможности, чтобы город, префектура занялись сами, без участия инвесторов, недешевой реконструкцией помещения. Слава богу, я не участвовал в процессе вплотную и только на финальной фазе включился с группой мосфильмовских художников в декоративное оформление.
Хочу поблагодарить главного закоперщика художественного оформления нашего клуба, автора многих дизайнерских идей Александра Борисова, с которым мы сделали вместе на «Мосфильме» аж 13 фильмов, начиная с «Иронии судьбы» и кончая «Ключом от спальни». А также я приношу глубокую благодарность замечательному скульптору и художнику, президенту Академии художеств России Зурабу Церетели за его царские подарки к открытию нашего клуба. Он презентовал нам большой авторский портрет в рост великого Чарли Чаплина, скульптуру нашего крупнейшего кинорежиссера Георгия Данелии, принес нам в дар целую скульптурную композицию, где моя персона в бронзе окружена моими друзьями, замечательными актерами, писателями, композиторами, тоже в бронзе. Статую великого комедиографа Леонида Гайдая Зураб создал специально к дате открытия музея, 25 января 2005 года. Позже фойе клуба украсило мое изображение работы первоклассного живописца и портретиста Александра Шилова. В оформлении клуба немало выдумки, веселых изобразительных решений, большое количество фотографий актеров и режиссеров, создавших замечательные комедии, фотокадров из популярных фильмов. Кафе-музей «Берегись автомобиля» называется так не только в честь одноименного фильма, но и потому, что настоящий автомобиль ярко-красного цвета, очевидно, в раже быстрой езды въехал на потолок кафе и там остался, рискуя в любую секунду свалиться на головы посетителей. В кафе огромное количество стульев, помеченных фамилиями артистов, писателей, режиссеров и композиторов, посвятивших свою жизнь комедийному кино. Ресторан в нашем клубе оформлен, как волжский дебаркадер, и называется поэтому «Жестокий романс».
У нас работают три кинозала: «Большой», «Музыкальный» и, конечно, «Греческий». Кинотеатр у нас первоэкранный, и новые фильмы выходят у нас в тот же день, что и в центре Москвы.
За эти годы, что работает клуб, мы сумели «приручить» дивную, чуткую, интеллигентную публику. Многих зрителей мы уже знаем в лицо, это наши завсегдатаи. Публика у нас действительно особая, ведь в Юго-Западном районе живет много интеллигенции: ученые, преподаватели вузов, учителя, доктора, инженеры, гуманитарное студенчество. Каждый раз, когда заканчивается встреча с поэтом или театральным коллективом, режиссером или бардом, певицей или писателем, я сердечно благодарю не только тех, кто на сцене, но и наших зрителей. Недаром многие из тех, кто у нас выступал, особо отмечают нашу публику, ее чуткость, образованность, культуру. А публика ценит «штучность» наших вечеров, их особую атмосферу. И это все результат беззаветной работы Эммы Валериановны Абайдуллиной и потрясающего, самоотверженного коллектива. Я же, который «по блату» устроился здесь на должность художественного руководителя, свалил все на плечи своего заместителя (и одновременно жены) и с упоением бездельничаю, заявляя: «Хватит с меня того, что я работаю в клубе «вывеской» и нахожусь на фасаде круглосуточно».
Для меня существование клуба оказалось очень важно. Ведь кинорежиссер всю свою жизнь, когда снимает, трудится среди людей, всегда находится в съемочном коллективе. Творческое одиночество — удел таких творческих профессий, как писатели, художники, композиторы. А теперь рядом со мной, благодаря клубу, прекрасное товарищество единомышленников, талантливая артель соратников, понимающие с полуслова помощники. А главное, на наших вечерах всегда аншлаги и благодарность замечательной, взыскательной публики. Это — настоящее счастье!