Наташа Щукина — моя артистка. Началось с того, что она играла в моей картине «Дорогая Елена Сергеевна», еще будучи десятиклассницей. Я уже тогда понял, что она невероятно талантлива. Потом я пригласил ее в «Небеса обетованные» на роль оторвы-пэтэушницы, охмурившей старика Федю (Олег Басилашвили). Девка, которая даже не подозревает, что такое мораль и «с чем ее едят». Она сыграла безжалостную, бесстыжую молоденькую мерзавку. Кто видел эту ленту, наверное, вспомнит, как она, полуголая, пожирала сгущенку в кровати. Потом она сочно сыграла у меня в комедии «Ключ от спальни» симпатичную мещанку, жену Вахлакова (Н. Фоменко). В «Андерсене» Наташа создала образ примадонны датского балета мадемуазель Шалль, кстати, лицо не вымышленное, а реально существовавшее. Жаль, что из-за сокращений выпал эпизод, где Щукина танцует на театральных подмостках в балете «Похищение римлянок». Сцена эта была очень симпатичной, с иронией поставлена великим Владимиром Васильевым. Наташа станцевала Валерию пластично, музыкально и с азартом. На DVD в рассказе о том, как создавался фильм, я включил эту сцену, как и ряд других эпизодов, которые были вынуты из монтажа не потому, что плохи, а потому что, как говорится, «трамвай не резиновый». В фильме Щукина играет еще и принцессу в «Огниве», смахивающую на маленькую разбойницу из сказки Андерсена «Снежная королева». Делает это озорно и с удовольствием. Наташа Щукина — ведущая актриса «Ленкома», замечательный мастер, большой талант. Короче, я влюблен в эту актрису!
Я рад, что встретился в этой ленте с умопомрачительной Марией Ароновой, сыгравшей Сьюзен, жену Мейслинга. Я в восторге от того, как она сыграла свою маленькую роль, в особенности трудную и скользкую сцену, где она пытается соблазнить молодого Ганса Христиана! Вы понимаете, дорогой читатель, что я влюблен в эту актрису!
Людмила Аринина (бабушка), Валерий Гаркалин (король), Федор Чеханков (Бурнонвиль), Леонид Тимцуник (полковник Гульдберг), Андрей Толубеев (адмирал Вульф и император в сказке «Свинопас»), Лиля Макеева (проститутка Лола и первая фрейлина в том же «Свинопасе»), Елена Подкаминская (Доротея Мельхиор), Владимир Пинчевский (Мориц Мельхиор), Ирина Ефремова (королева) — я счастлив, что работал с этими прекрасными исполнителями, и от всего сердца благодарю их за талант и прекрасные человеческие качества, которые они привнесли в наш фильм.
Конечно, я не удержался от соблазна и, как всегда, использовал служебное положение: сыграл в крохотном эпизоде хозяина гробовой мастерской, где делают «деревянный тулуп» для нашего героя. Моим партнером — мастером, сделавшим гроб, — был потрясающий Валерий Баринов. Здесь я как режиссер допустил ошибку. Сниматься дилетанту, непрофессионалу, каким являюсь я, рядом с таким блестящим исполнителем, как Баринов, было самоубийственно. Но я осознал свой промах только на съемке. Я тянул изо всех сил, но превосходный партнер был выше меня на несколько голов.
Однако вернемся к началу съемок…
В Дании мы нашли готовые декорации и интерьеры, в которых можно было снять весь фильм. Там существует несколько так называемых музеев под открытым небом — музеев старых городов и старых деревень. Датчане — люди, озабоченные сохранением своей истории. Старые городские дома XVIII–XIX веков, сохранившиеся в разных частях Дании, свезли в одно место, проложили улицы и каналы, установили фонари, замостили так, как было двести лет назад, восстановили конюшни, трактиры, магазины и лавки, мастерские — портновские, сапожные, шляпные, часовые и прочие; воспроизвели аптеки, школы, почтовые отделения, квартиры жителей — как богатых купцов, так и бедняков, больше того, они обставили каждую квартиру мебелью, которая соответствовала не только эпохе, но и материальному состоянию данного жильца. Помимо мебели каждый дом был снабжен посудой, как столовой, так и кухонной, разными предметами быта — салфетками, скульптурками, ножницами, пяльцами, принадлежностями для топки печей, подушками, музыкальными инструментами, иконами, картинами на стенах и так далее. В шкафах висела одежда тех лет, ходили старинные часы…
Старинные деревни также стали «музеями». Там в конюшнях стояли лошади, были вырыты колодцы с журавлями, сельские дома были внутри обставлены, ветряные мельницы крутили свои крылья, а в прудах плавали утки и гуси; в кузнице можно было подковать лошадь, в загонах гуляли овцы, а по дворам кудахтали куры. При виде всего этого у меня голова пошла кругом! Я обалдел — это самый точный глагол, который обозначал мое душевное состояние. Надо же, какое везение! По сути, вся натура, все интерьеры стояли наготове и ждали, когда я приеду и сниму здесь свой фильм об Андерсене. Мы все — и оператор, и художник, и режиссерская группа, не говоря уже об администрации, были в восторге! Подумайте: не надо рисовать эскизы декораций, потом строить дома, улицы, каналы, квартиры, не надо искать реквизит, обставлять жилища мебелью… Все готово! Но не радуйтесь. Скажу сразу, мы там не сняли ничего, кроме нескольких пейзажей. Практически ни одного эпизода. Отрезвление пришло не сразу. Начало съемок было назначено на 10 апреля 2005 года. А 1 апреля я, выбранный датчанами «послом Андерсена» от России, прилетел в Копенгаген на празднование 200-летия сказочника. Таких послов устроители праздника пригласили в гости по пять-восемь человек из почти всех стран мира, всего около тысячи… Я же приехал не один, а с маленькой съемочной группой в составе оператора Вадима Алисова, администратора и двух помощников оператора, чтобы успеть снять несколько пейзажных кадров в музеях, пока еще не распустилась зелень. И снять также кое-какие фоны для последующих комбинированных съемок.
А в Москве продюсер Дмитрий Корж (он сменил на этом посту Леонида Бица) готовил съемочную группу к ответственной экспедиции в Данию. Там мы намеревались снять ту самую половину фильма, на которую должно было хватить полученных от «Газпрома» средств. Был зафрахтован чартерный рейс в город Орхус, где и находился музей под открытым небом «Гамле Бю», что в переводе означает «Старый город». Кстати, надо сказать, что мы пытались заинтересовать датские организации нашим сценарием, чтобы они приняли материальное участие в нашем проекте. Все они сценарий хвалили, но говорили: мы, мол, маленькая страна и денег у нас нет. Когда же начались пейзажные съемки (наша администрация в это время изучала расценки, тарифы, стоимости съемочного дня в музеях, аренды костюмов, карет, лошадей и т. д.), мы столкнулись с полным отсутствием заинтересованности датской стороны. Невольно напрашивалась аналогия: как бы у нас, в России, вели себя люди, если датские кинематографисты приехали бы к нам снимать фильм, скажем, о Пушкине? Нам казалось, что отнеслись бы к этому с симпатией и пониманием, чего мы не заметили со стороны датчан. Кроме того, цены на все нас попросту ужаснули. На наши немалые деньги мы бы не смогли снять половину фильма, в лучшем случае — одну десятую. Помимо этого, выяснилось еще одно обстоятельство: нам не было позволено что-либо изменять в экспозиции музеев, переносить вещи, снимать в одном интерьере что-то другое, что требовалось по нашему сюжету. Кроме того, в музеях, на улицах, в интерьерах была стерильная чистота. Это все было музейное, для иностранных туристов, а не жизненное. В начале девятнадцатого века хватало грязи, мусора, коровьих лепешек на мостовой и тому подобного. Кадры, снятые в подобной «декорации», выглядели бы мертвечиной.
А в Москве в это время судорожно паковали в ящики костюмы, укладывали реквизит, составляли графики приезда артистов в Данию. Тоже дополнительная головная боль, ибо артисты все были заняты в театрах, давали между спектаклями два, максимум три дня. Мы мерили расстояние и время езды от копенгагенского аэропорта, куда приходят международные авиарейсы, до места съемки в Орхусе… Постепенно становилось понятно: киноэкспедиция в Данию, несмотря на то что декорации вроде бы стояли, — авантюра. Но отказаться было выше моих сил. Наша замечательная художница Людмила Кусакова уговаривала меня снимать все в России, мол, она все построит для фильма. Но меня, признаюсь, пугала эта перспектива.
Группа в Москве рвалась за границу, всем было интересно, да в общем и выгодно. Я терзался. Умом понимал, что, если мы покажем гипотетическим будущим спонсорам лишь одну десятую часть фильма, это будет ничтожно мало. Такое количество не сможет убедить в необходимости продолжения съемок. Кроме того, потом придется доставать средства не на половину картины, а на девять десятых, т. е. почти полную сумму. Но так хотелось снять подлинный датский материал! И тем не менее голос разума все-таки победил! 7 апреля, за два дня до вылета, я, узнав, что деньги за перелет еще не перевели в авиакомпанию (о, умный, осторожный Корж!), отменил датскую киноэкспедицию. Сердце болело, уверенности в правильности решения не было. Но жребий был брошен! Сняв пейзажи и фоны, мы с Алисовым вернулись в Москву. И стали готовиться к съемкам дома. Все актерские графики полетели к чертям. Рухнуло многое, перестраиваться пришлось на ходу. Но скажу сразу же — решение оказалось судьбоносным! Когда начались съемки в России, я с первых шагов ощутил поддержку людей. Это все равно что футбольная команда играет дома, а не в гостях. Болельщики очень помогают, чтобы игра получилась наступательной, результативной, выигрышной! Но главным «выигрышем» оказалась Людмила Михайловна Кусакова — художник-постановщик нашей картины. Она творила чудеса. Каждый раз, закончив съемку очередного объекта, я восклицал:
— Какое счастье, что мы не поехали в Данию!
Посмотрите фильм, и вы убедитесь, я прав! Какое количество выдумки, живых декорационных и жизненных деталей, живописность, какая мизансценическая свобода, какое поразительное чувство правды свойственно нашему художнику! Какие дивные интерьеры смогла она найти в Подмосковье и окрестностях Петербурга! Людмила Михайловна — одна из наших самых замечательных, наших лучших художников. За ее плечами уйма значительных картин, работа с яркими режиссерами.
Начало съемок было перенесено на 3 мая 2005 года. И тут судьба преподнесла нам очередной неприятный сюрприз. Заболел Вадим Алисов, с которым я снял в свое время «Вокзал для двоих», «Жестокий романс», «Забытую мелодию для флейты» и «Дорогую Елену Сергеевну». Ему предстояла серьезная операция и полуторамесячный реабилитационный период. Ждать его мы не могли, надо было срочно находить другого оператора. Мы обратились к Евгению Гуслинскому, оператору опытному, маститому. Он согласился. Я с ним никогда не работал, поэтому на первых съемках мы притирались друг к другу. Оказалось, что у нас, если можно так выразиться, разные группы крови. Снимал Евгений Владимирович добротно, быстро, чувствовался огромный кинематографический опыт. Однако после двух с половиной месяцев съемок работу продолжил Вадим Алисов. Хочу воспользоваться случаем и поблагодарить Е. Гуслинского: он очень помог картине и мастерски снял свою половину фильма.
К этому времени «газпромовские» деньги кончились, группа оказалась в простое.
И вот тут началось то, чего я панически боялся перед началом съемок. Мы, что называется, зависли в воздухе, вернее, в безвоздушном (безденежном) пространстве. Я и мой прекрасный друг, режиссер по монтажу Инна Брожовская стали лихорадочно монтировать снятое, чтобы начать им «торговать», то есть показывать материал тем организациям и лицам, которые могли бы помочь нам финансами. Это был для меня тяжелейший период. Неподъемный психологический груз лежал на мне. Надо было решать проблему быстро, ибо члены съемочной группы не получали зарплаты и могли разбежаться по другим картинам. Ведь людям надо на что-то жить. А потом с кем я стану снимать? Многое пришлось бы начинать с начала, вводить новых людей. А тут начались отказы в помощи: один за другим руководители банков, телеканалов, олигархи — все те, кто отсмотрел отснятый нами материал, — давали ему высокую оценку, но… Никто не хотел расставаться с деньгами. Руководители ведущих телеканалов сообщили, что с удовольствием покажут премьеру нашего фильма, но денег на окончание съемок у них нет.
Некоторые «толстые кошельки» отказывали цивилизованно, а иные, случалось, делали это по-хамски: не подходили к телефону, петляли, избегали встречи, переносили разговоры на несколько дней, надеясь, что я отстану. Секретарши врали мне о командировках, переговорах, загруженности своих шефов, которых для меня никогда не было на месте. Некоторым я звонил каждый день в течение месяца или двух. Я всех их помню — и начальников, и вышколенных преданных секретарш, боявшихся потерять работу. Я никогда не был более угнетенным и подавленным, чем в этот период. У меня на руках был съемочный материал, из которого мог бы получиться хороший фильм, но это никого не интересовало. И я еще раз поклялся себе, что никогда больше не стану снимать фильмов, ибо не хочу еще раз подвергаться подобным унижениям. Может, через несколько лет, вероятно, и найдется кто-то, кто захочет помочь. Но ведь до этого надо было дожить, а такой гарантии я дать в силу возраста уже не мог.
Однако нашлись люди, благодаря которым фильм все-таки состоялся. Это прежде всего Михаил Швыдкой, настоящий патриот нашей картины. Он помогал всячески, звонил огромному числу людей, которые могли хоть как-то нам посодействовать, подписывал письма о помощи директорам музеев, где мы снимали, представителям президента, губернаторам. Михаил Ефимович оказался нашим добрым гением, его содействие, дружеский локоть я ощущал все время. Его доброе отношение помогло мне чрезвычайно.
Михаил Рудяк, глава «Ингеокома» (к сожалению, так рано ушедший из жизни), Владимир Коган, руководитель индустриально-промышленного банка, — их дружеская и финансовая поддержка вытащили меня, если говорить честно, из пучины отчаяния. Благодаря им я не стал мизантропом. Этим всем людям удалось спасти не только фильм, но и мою веру в человечество.
Однако я хотел бы вернуться еще к некоторым авторам нашей ленты.
Я сделал пятнадцать фильмов с композитором Андреем Петровым. И эту ленту намеревался делать с ним. Но мы не совпали в сроках. Андрей взял какую-то большую работу за рубежом. И я обратился к другому композитору. На Алексея Рыбникова я положил глаз (вернее, ухо) давным-давно. Я послал Алексею Львовичу сценарий с предложением «руки и сердца». Он благодарно откликнулся, и мы принялись за работу. Рыбников — изумительный мелодист, он очень тонко чувствует эпоху. В нашей картине это было очень важно. Алексей Львович — мастер, которому подвластны любые музыкальные жанры и стихи, он владеет большими и малыми формами.