Встретили его недружелюбно:
— Это що за затилипанны жид притарабанил?[10]
Угрюмый небритый мужик в пиджаке недоверчиво прищурился на Изю. Оба они были небритыми, с хмурыми, неприветливыми рожами. И в пиджаках. И пиджаки слева оттопыривались, а Изя очень хорошо понимал почему. Но за оружие хвататься бандиты не спешили, не видели опасности в плюгавом еврее.
— А не угодно будет панове отпробовать отличной москальской хары, — произнёс унтер тем самым голосом, которым в далёком детстве умели говорить все его знакомые. Было что-то магическое в этих интонациях, доверительных и вкрадчивых, с привораживающей загадкой, будто не водку жид продаёт, а воду святую или ещё что похлеще.
Не поверить этому голосу было нельзя, и мужик смягчился:
— Хара точно москальска? Или местна самогонка? Ты гляди, сивуху сторгуешь, голову срежу.
— Как можно, вельможный пан, всё без обману! — воскликнул Изя. — Вот, не изволите? — и протянул бутылку боевику.
Тот придирчиво осмотрел этикетку.
— Та вы спробуйте, панове!
— Нам нельзя, — отозвался второй на чистом русском. — Слышь, Назар, командир такую водку любит. Надо Михасю показать, может, пригодится. У тебя много, пархатый?
— Три ящика, пан!
— Откуда? — подозрительно прищурился боевик.
— Брат с Киеву привёз. Коммерция…
— Сиди здесь. Назар, если что, глотку ему перережь, — без эмоций пробубнил дозорный и потопал к левому подъезду.
Лишь только он скрылся за дверью, Эдельман вытащил папироску.
— Дозвольте прикурить, вельможный пан, — и потянулся к боевику с папиросой в руке.
Боевик машинально протянул окурок, и в тот миг, когда папироса унтера коснулась уголька, под печень бандита вонзился нож. Удар отработанный годами. Боевик выдал то ли вздох, то ли всхлип и откинулся на спинку беседки.
Тотчас исчез и дворник, только что подметавший двор, а к нужному подъезду метнулись быстрые тени. Гренадеры бесшумно заскочили внутрь, блокировали оба выхода. Расчёт оправдался, дозорный сам не посмел мешать беседе паханов, вызвал кого-то из подручных. На втором этаже слышался неразборчивый бубнёж: один голос убеждал, второй сомневался. Наконец переговоры закончились. Один из бандитов зашаркал вниз, наверху хлопнула дверь.
Правая, показал Саблин притаившимся на первом этаже гренадерам.
В тот миг, когда оуновец спустился на первый этаж:, где освещение было заметно хуже, чем на лестничной площадке второго, и глаза его не успели привыкнуть к полумраку, из-за угла выступила тёмная фигура. Сильнейший удар в челюсть послал бандита в глубокий нокаут. Для верности его спеленали и оттащили к стене.