Анна удивилась: интуитивно она прогнозировала осуждение от профессионального психолога.

— Она затрагивает все слои памяти, — прокомментировал Виталик. — Визуальный — вспоминаешь поступки. Аудиальный — фразы, сказанные человеком. Чувственный — эмоции, которые испытываешь. Физический — рисуешь все на бумаге. И проходишь ритуал освобождения через сожжение. Очень эффективная техника, только нужно выполнить ее до конца, — подытожил он.

Анна вздохнула.

— После нее мне стало легче, но я не могу его забыть, — закончила она.

— Может, это из-за романа? — предположил он.

— Я думала об этом. Да, я обречена на воспоминания, когда пишу.

— Может, допишешь позже?

— Нет. Мой роман спасет много судеб, — она внимательно посмотрела ему в глаза. — И зачем тогда я прошла все это? Чтобы стать умнее только для себя? А сколько в мире женщин, у которых нет таких Виталиков, Артемов и Тань… Что делать им? — эмоционально спросила она, обращаясь не к Виталику, а скорее к Жизни.

Друг громко вздохнул.

— Мои чувства к Матвею не из-за романа. Наоборот, логичнее было бы ненавидеть его.

Психолог на секунду задумался.

— Может, начни встречаться с кем-то, — предложил он.

Анна отрицательно покачала головой.

— Это не работает. Обезболивающее не лечит, оно только притупляет боль. А еще может привести к зависимости.

— А что за чувства к Матвею?

Анна задумалась. Как описать все происходящее с ней? На ее глаза навернулись слезы.

— Меня словно растягивают на дыбе, и ничто не способно спасти от боли. Агония, — слеза скатилась по щеке.

На лице друга читалась жалость.

— Ты плачешь? Никогда не видел твоих слез, — сбивающимся голосом произнес он.

Официантка поставила на стол заказ. Они переключились на еду: Виталику требовалась пауза, чтобы осмыслить услышанное.