У Вари еще теплилась слабая надежда на спасение:

- Хорошо, матушка, я сейчас покажу девкам как перешить надобно.

- Что-то ты, милая, больно много воли берешь. Я сама что следует и покажу и прикажу. Ты в нарядах ничего смыслить не можешь, не по носу тебе еще. Ступай-ка к себе, к завтрему все готово будет.

Еще недавно столь желанный праздник теперь ожидался Варей со страхом. Она уже не думала о Джеймсе Фентоне, о возможности заговорить с ним, она хотела лишь одного: чтобы платье, которое ей придется надеть, не превратило ее в огородное пугало.

Дурные предчувствия не давали ей заснуть. Полночи Варя ворочалась в постели, а утром, конечно, проспала. Разбудил ее Алешка, дубасивший в двери и оравший:

- Вставай быстро, ленивица, уже давно на берегу надо быть, а ты в постели валяешься, весь дом тебя дожидается...

Одуревшая от бессонной ночи, неожиданного пробуждения, напуганная криками брата Варя накинула на себя одежду, распахнула дверь и помчалась в светлые сени, туда, где ее поджидало платье. Она влетела в сени навстречу неумолчным крикам матушки: "Быстро одеваться, батюшка ждать не будет!", увидала как две девки тяжко, будто воротные створки, раскрывают для нее платье и, уже не имея времени оглядеться, как в омут, нырнула в рукава. Платье захлопнулось. Варя глянула на себя в зеркало и оцепенела.

Прасковья Тимофеевна постаралась на славу. Теперь плечи, грудь и спину до пояса покрывала настоящая кольчуга из мелкого жемчуга и цветного бисера. Затрепанный подол украшала оторочка из куньего меха, видимо, вытащенная боярыней из старой скрыни. Прорези рукавов были накрест обшиты золотой нитью. Плоеный воротник отмыли и сейчас он намертво охватывал шею, создавая впечатление, что Варина голова лежит на круглом блюде. Варя взвыла, слезы градом сыпанули из глаз:

- Матушка, что же вы наделали, от меня народ шарахаться будет!

- Глупости несешь! - сурово сказала боярыня, любовно огладила шитый золотом рукав и твердо закончила, - Все как след: пышно и благообразно.

- Я руки поднять не могу, рукав не двигается!

- Что за ерунда! - Прасковья Тимофеевна потянула дочь за руку, попыталась поднять ее вверх, потом сдвинуть вниз, - И впрямь, не можешь, - чуть смущенно заметила она, но потом добавила, - Не беда, мы званы не руками махать, а глазами глядеть, руки тебе без надобности.

В надежде найти спасение от проклятого платья у тетушки, Варя взмолилась:

- Матушка, милая, у иноземных дам ведь не только наряд, они еще и волосы по особому убирают, пудрят. Уговорите батюшку одного идти, а мы к тетке Наталье завернем, она мне волосы начешет, тогда и отправимся.

- В уме ли ты, дочка, как это я отцу скажу, чтобы он царев наказ на твои прихоти променял. А что до волос, так мы и сами управимся, без тетки твоей. Иноземки волосы мукой посыпают, сейчас мы тебе косу запудрим, струцево перо воткнем и станет не хуже, чем у немок.

Онемев от ужаса, Варя следила за тем как ее косу закрутили венцом вокруг головы и золото волос скрылось под густым слоем муки. Приколотое набок страусовое перо делало ее похожей на одноухого кролика.

- Красавица ты моя! - боярыня умильно улыбнулась, - Только что же такая бледная, усталая, под глазами синева, спала, чай, худо? Ничего, и этой беде матушка пособит!

Из очередного сундука на свет появились белильница и румянница. Обессилев, Варя уже не сопротивлялась, когда по слову маменьки ее белили, румянили, чернили сурьмой брови и вдевали в уши длинные жемчужные серьги, тяжело разлегшиеся по жесткому воротнику.

Появление Варвары и Прасковьи Тимофеевны в передних сенях было встречено гробовым молчанием:

- Это что, - боярин помолчал, приходя в себя, - Наталья вас так вырядила?