– Я оставлю часовых перед дверью, – сказал Корнилов. – И у окна. Уж в Могилёве я могу гарантировать твою безопасность.
– Ах, ты не понимаешь – мне беспокойно за тебя.
Роман с Натальей начался ещё в марте, когда он стал питерским генерал-губернатором, в эйфории первых дней революционного угара, и продолжался с недолгим перерывом на войну. Отношения с супругой Таисией у него фактически закончились со смертью сына, давно, ещё до Китая, так что угрызения совести его не мучили. Став Верховным главнокомандующим, он перевёз Наталью в Могилёв и снял для неё этот дом.
Были опасения, что в Могилёве Наталья будет скучать, но нет, её то и дело навещал кто-нибудь из столицы. Поэты, синематографисты, отпрыски папаш-богатеев: многие желали обрести славу «побывавших на войне», а для этого им не нужны были походы и окопы, – хватало визита в Ставку Верховного главнокомандующего…
Вот и теперь в гостиной сидели двое незнакомцев: некрасивая дама средних лет, тощая, как тарань, с серьёзным сухим лицом, и толстяк штатский, поспешивший подняться из кресла при виде знаменитого генерала. На румяном его лице сияло такое восхищение, что Лавр Георгиевич почувствовал к нему неприязнь, хотя привык уже и к прозвищу Спасителя Отечества, и к лицезрению целых толп таких вот восторженных толстяков.
– Моя фамилия Мезенцев, – сказал гость.
Корнилов сухо кивнул. Ему-то представляться не было решительно никакой нужды.
– Сударыня? – едва заметно кивнул он даме.
– Анна, – томно представилась вобла, и этим ограничилась.
– Выпьешь? – спросила его Наталья.
– Чаю, – ответил Лавр и вышел вслед за ней в кухню.
Прислуга к вечеру уходила. Наталья подожгла спиртовку, поставила на огонь чайник.
– Ты недоволен, что я не одна? – спросила она шёпотом.
– Я хотел видеть тебя, остальное неважно.
– Но… Лавр!
– Что?
– Они у меня по делу. И мы тебя ждали.
– Меня? По делу? Что-то случилось?
– Нет… Этот Володя Мезенцев, он очень знаменитый медиум из Петрограда. Ему за сеансы изрядно платят. А сюда он приехал просто так. Ну… вернее… я его зазвала ради тебя. Это из-за моего беспокойства.
Она стояла, низко наклонив голову.