В своих вотчинах Владимир Григорьевич ввел уставные грамоты, четко регламентирующие обязанности крестьян, строил больницы и школы, заслужив имя «государя-графа».

Владимир – единственный из братьев, которому удалось создать прочную и многодетную семью. Он венчался 24 августа 1768 г. в придворной Воскресенской церкви Царского Села со своей ровесницей, фрейлиной государыни, баронессой Елизаветой Ивановной фон Штакельберг (27.12.1742-7.09.1817), второй дочерью директора Лифляндской коллегии экономии барона Фабиана-Адама фон Штакельберга и жены его Шарлотты Хелены, урожденной фон Липхарт. В этом браке было шестеро детей. Кроме того, как директор Академии Наук, он контролировал воспитание побочных племянников, некоторые из которых, включая Бобринского, учились за границей. Известно, что он опекал «воспитанников» графа И.Г. Орлова, «братьев Богословских» и побочного сына графа А.Г. Орлова Александра, учившихся в Германии.

Сотрудниками графа В.Г. Орлова по научно-организаторской и образовательной деятельности в Европе были профессора Зейдлиц (Christoph Gottlieb Seydlitz, 1730–1808), профессор диалектики и метафизики философского факультета Лейпцигского университета, и Гейнзиус (Gottfried Heinsius, 1709–1769), математик и астроном, состоявший в 1736–1744 гг. при Петербургской Академии наук.

Граф В.П. Орлов-Давыдов упоминает, что около 1770 г. в образцовом учебном заведении в 40 км от Лейпцига – Галльском Педагогиуме «находились следующие молодые Русские: братья Богусловские, Наумов, Зиновьев, Насакин, Островков, и посылались еще Бунин, дети Шкурина».

В списках учащихся, поступивших в «Paedagogium Regium» в 1769–1770 гг., помимо Бунина, значатся Петр Иванович Богославский («Peter Iwanowitzsch von Bocoslavsky aus SPb., покинувший школу 7. 3. 1769», снова учившийся 7.05.1769-29.09.1771), о котором сохранилась запись: «граф Орлов брал его в путешествие», Иван Михайлович Наумов («Ivan Michalovitsch von Naoumovaus SPb.; 7.02.1769-18.01.1773») и Александр Алексеевич Островков («Alexander Alexiewitsch von Ostrovkov, учившийся здесь с 20.11.1770 по 1771 год»).

«В письмах В.Г. Орлова Гейнзиусу (в Галле), А.-Л. Шлецеру (в Геттинген) содержатся наставления о воспитании детей, которых он отправлял в Германию (это были сыновья Алексея и Ивана Орловых; вместе с ними воспитывался сын А.И. Бунина), – отметила исследователь Отрадинского архива Орловых и Орловых-Давыдовых К.А. Майкова. – Дариес в своих письмах (1766,1769 гг.) передает поручения от лейпцигского профессора Зейдлица (он имел на попечении детей – это были сыновья Алексея и Ивана Орловых, которых В.Г. Орлов отправил учиться в Галльский Педагогиум). Г. Гейнзиус, состоявший воспитателем при детях, учившихся в Педагогиуме, отвечал в своих письмах не только на вопросы о мальчиках, но также и обо всем, что касалось организации наблюдений за прохождением Венеры».

«Учиться в Галльском Педагогиуме – одном из лучших средних учебных заведений в Германии XVIII в. – было нелегко, – пишет профессор И.Ю. Виницкий. – В программу обучения в интересующий нас период входили латинский, греческий, древнееврейский и французский языки, введение в юриспруденцию, история, география, основы зоологии и ботаники, оптика, астрономия, музыка, рисование и каллиграфия. Особое внимание в школе уделялось воспитанию хороших манер и строгой нравственности. В письмах к галльским профессорам Владимир Орлов выражал беспокойство о том, чтобы пиетистское по своему духу воспитание не довело русских мальчиков до меланхолии, и просил педагогов уменьшить академическую нагрузку на юные неокрепшие умы».

Графу довелось пережить своих четверых детей. Старший сын, Александр (28.07.1769-12/23.10.1787) сразу после рождения был записан прапорщиком в гренадерскую роту Лейб-Гвардии Преображенского полка. Алексаша жил с родителями, хорошо учился, изучал иностранные языки, а его карьера двигалась вперед. 11 февраля 1780 г. из «малолетных прапорщиков» этого полка он был переведен в Конную Гвардию корнетом, тоже в число «малолетных». Затем государыня произвела Александра в вахмистры Конной Гвардии, а 9 июля 1786 г. – в подпоручики. Однако юноша тяжело заболел, 25 июня 1787 г. был уволен в чужие края, для излечения болезни, и скончался, к горю родителей, во французском городе Лионе.

Вскоре граф лишился восьмилетней дочери Елены.

Второй его сын, граф Григорий Владимирович Орлов (3.09.1777-23.06.1826), тайный советник, сенатор, известный литератор, коллекционер и библиофил, в 1808 г. основал на петербургском Елагином острове на собственные средства Орловский практически-теоретический лесной институт – впоследствии Санкт-Петербургский Лесной Институт. Он женился 30 января 1800 г. на графине Анне Ивановне Салтыковой, однако их единственная дочь скончалась в детстве. «С самым старым, известным русским православным погребением в Бельгии мы встречаемся на кладбище Эвер в Брюсселе, – пишет священник П.В. Недосекин. – Оно датировано 1804 годом. Это могила младенца из семьи графа Орлова, потерявшего свою дочь во время пребывания в Малой Голландии, и которую отпевал православный русский священник».

Смерть графа Григория, оставившего лишь побочного сына Григория, не оставила надежд на законное продолжение графского рода Орловых.

Старшая из дочерей графа Владимира, Екатерина (7.11.1770-31.10.1849), крестница Екатерины II и фрейлина ее двора в 1788–1796 гг., увлекалась живописью. Она обвенчалась 25 января 1799 г. с бригадиром Дмитрием Александровичем Новосильцовым (1758-16.11.1835), однако супруги не сошлись характерами. Деспотичная Екатерина и вспыльчивый Дмитрий не смогли ужиться под одной кровлей. В 180о г., сразу после рождения сына Владимира, они разъехались. Граф В.Г. Орлов отдал внука на воспитание в колледж иезуитов, возлагал на него большие надежды.

Все предвещало В.Д. Новосильцову блестящую будущность – происхождение, богатство, служба в лейб-гвардии, карьера флигель-адъютанта императора Александра I, а впоследствии, возможно, наследование титула и фамилии графов Орловых. На свою беду, он познакомился с шестнадцатилетней Катей Черновой, дочерью генерала Пахома Кондратьевича Чернова и жены его Аграфены Григорьевны. Поместье Черновых располагалось под Петербургом близ села Рожествена, и туда зачастил Новосильцов. В августе 1824 г. там состоялся сговор и домашнее обручение его с красавицей Катей. Поручик Новосильцов обращался с нею как с нареченной невестой, возил в кабриолете по ближайшим окрестностям, и на январь 1825 г. была назначена свадьба. Однако мать флигель-адъютанта решительно воспротивилась этому браку. «Могу ли я согласиться, чтобы мой сын, Новосильцов, женился на какой-нибудь Черновой, да еще вдобавок на Пахомовне, никогда этому не бывать, – заявила Екатерина Владимировна. – Не хочу иметь невесткой Чернову Пахомовну – экой срам!»

Под предлогом болезни отца Новосильцова вызвали в Москву, где ему пришлось подчиниться материнской воле. Узнав о позиции Орловых, семейство Черновых было в негодовании. В ноябре 1824 г. брат Кати Сергей писал другому брату Константину, подпоручику лейб-гвардии Семеновского полка и члену тайного Северного общества будущих декабристов: «Желательно, чтобы Новосильцов был наш зять; но ежели сего нельзя, то надо сделать, чтоб он умер холостым». В декабре Константин и Сергей Черновы приехали к Новосильцову требовать от него выполнения данного обещания и дали ему полгода на размышления. Отец дал согласие на брак, но мать категорически возражала.

Владимир медлил с окончательным решением, и отец Черновых будто бы приказал своим четырем сыновьям драться на дуэли с Новосильцовым по очереди. Если же они все погибнут, заявил суровый генерал, он сам вызовет обидчика на поединок. По другим, более правдоподобным предположениям, к дуэли Константина подталкивал его троюродный брат, Кондратий Рылеев. 8 сентября 1825 г. Константин Чернов вызвал Новосильцова на дуэль, которая должна была состояться в Москве. Московской полиции удалось предотвратить поединок, и тогда противники укатили в Петербург.

Дуэль была назначена на утро 10 сентября на следующих условиях: стреляться на восьми шагах с расходом по пяти; раненый, если он сохранил заряд, может стрелять; сохранивший последний выстрел имеет право подойти к барьеру и позвать к барьеру противника. Чернов выбрал одним из своих секундантов Кондратия Рылеева.

В 6 часов утра противники сошлись в парке Лесного института в окраинах Петербурга. Секунданты привезли три ящика шампанского, все еще надеясь на мирный исход дуэли, но поединок завершился иначе. Пистолеты противников грянули одновременно; Чернов и Новосильцов упали. Чернова, раненного в голову, Рылеев отвез на его квартиру в казармы Семеновского полка. Новосильцову пуля попала в бок, и его перенесли в соседнюю корчму, покрытую соломой, где не было даже кровати. Раненого пришлось уложить на бильярдный стол – Новосильцов был нетранспортабелен.

Умирающие противники послали друг другу слова прощения. Они оказались духовно чище своих родителей и друзей, толкнувших офицеров на смертельный поединок. Через четыре дня, 14 сентября 1825 г. Новосильцова не стало. Спустя восемь дней после этого скончался и жестоко страдавший Чернов. На похоронах его на Смоленском кладбище, где могила его близ церкви сохранилась по сию пору, участвовало несколько сот человек: общественное мнение было на стороне Чернова, защищавшего честь сестры. Рылеев того и добивался. Он написал прочувствованные, но графоманские стихи «На смерть Чернова». Так двое молодых людей пали жертвами родительского высокомерия и жестоких амбиций завтрашнего декабриста. Несчастная девушка, Катя Чернова, хоть и бесприданницей, спустя несколько лет вышла замуж за офицера Лемана; этот брак оказался счастливым и многодетным.

Прах Новосильцова перевезли в Москву и похоронили в соборе Новоспасского монастыря. Безутешная мать соорудила над могилой сына великолепное надгробие с эпитафией, в которой полагала «единственное утешение только в молитве о нем и в надежде, на непоколебимой вере основанной, обрести его в жизни безмятежной, а земной для себя покой – здесь же». «Лишившаяся единственного детища, Новосильцова вся предалась Богу и делам милосердия и, надев черное платье и чепец, до самой кончины траура не снимала». На месте дуэли и смерти сына в Петербурге Екатерина Владимировна выстроила церковь Святого Владимира Равноапостольного (Новосильцовскую) на Сампсониевском проспекте и основала Орлово-Новосильцовское благотворительное заведение «для престарелых и увечных мужчин всех сословий».

«Государь-граф» тяжело переживал гибель внука, но старался не подавать виду. Спустя год Владимир Григорьевич получил известие о скоропостижной смерти сына Григория, с которым род графов Орловых в законном продолжении мужского поколения пресекся. Зять графа П.Л. Давыдов, опасаясь сразу сообщить тестю страшную новость, видимо колебался при встрече с ним. «Что же, умер?» – спросил его Орлов. «Когда на этот вопрос последовало роковое подтверждение, он живо отвернулся, стиснув за спиною кулаки, и ушел в свой кабинет».