Она ждала в машине, и ей это не нравилось. Мона никогда не любила ждать, а принятый магик делал ожидание просто невыносимым. Ей приходилось постоянно напоминать себе не скрипеть зубами, поскольку, что бы там ни сотворил с ними Джеральд, десны все равно болели. Да что говорить, болело все тело. Пожалуй, магик – это была не слишком удачная мысль.

Машина принадлежала Молли, так Джеральд назвал эту женщину. Самая обычная серая японская тачка, как у какого-нибудь пиджака, довольно симпатичная, но ничего особенного, в глаза не бросается. Внутри – запах новой вещи, а на трассе, когда они выбрались из Балтиморы, машина оказалась действительно быстрой. В ней был встроенный компьютер, но женщина всю обратную дорогу до Муравейника вела сама, а теперь машина стояла припаркованной на крыше двадцатиэтажной автостоянки. Судя по всему, стоянка находилась где-то неподалеку от отеля, куда ее привез Прайор, потому что отсюда Моне было видно то сумасшедшее здание, прикинутое под горный склон с водопадом. Машин тут было немного, да и те припорошены снегом, как будто давно так стоят. Если не считать двух парней в будке при въезде – вокруг ни души.

Ну вот, приехали: столько людей, центр самого большого в мире города – а она сидит на заднем сиденье тачки одна-одинешенька. Сказано ждать.

По дороге из Балтиморы женщина говорила мало, только время от времени задавала вопросы. Но магик не давал Моне покоя, заставляя болтать без умолку. Она болтала и болтала – о Кливленде и Флориде, об Эдди и Прайоре.

А потом они заехали сюда наверх и остановились.

Этой Молли нет уже с час, а может, и больше. Чемодан она забрала с собой. Единственное, чего смогла добиться от нее Мона, так это что с Джеральдом Молли давно знакома, а Прайор ничего об этом не знал.

В салоне делалось все холоднее, поэтому Мона перебралась на переднее сиденье и включила обогреватель. Просто прикрутить его и оставить работать вполсилы нельзя, потому что это посадит аккумулятор; Молли сказала, что, если такое произойдет, они окажутся по уши в дерьме.

– Потому что, когда я вернусь, мы по-быстрому отчалим.

Потом она показала Моне, где под водительским сиденьем лежит спальник.

До отказа выкрутив обогреватель, Мона подставила руки под струю теплого воздуха. Поиграла переключателями маленького экрана на приборной доске, замелькали новости. Король Англии болен – еще бы, в его-то годы. В Сингапуре новое заболевание; никто от него не умер, но пока неизвестно, как оно передается и как лечится. Поговаривают о заварушке в Японии: мол, ребята из двух группировок якудза стараются переубивать друг друга, но никто ничего не знает наверняка. Якудза – вот о чем любил потрепаться Эдди. Потом распахнулись двери, и под руку с потрясающим черным парнем вышла Энджи, а голос за кадром говорил, что это прямая трансляция, что звезда только что прибыла в Муравейник после кратких каникул в своем доме в Малибу, последовавших за лечением в частной наркологической клинике…

В этой огромной шубе Энджи выглядела умереть и не встать, но тут ролик закончился.

Вспомнив, что сделал Джеральд, Мона коснулась своего лица.

Она выключила телевизор, потом обогреватель и снова перебралась назад. Протерла уголком спальника стекло, запотевшее от ее дыхания. Посмотрела на здание с горным склоном, на море огней за провисающими цепями ограждения по краю стоянки. Похоже, там – целая страна, может, Колорадо или еще что-то, как в том стиме, где Энджи отправилась в Аспен и встретила одного парнишку, только потом, как почти всегда, появился Робин.

Вот чего ей никак не понять, так это разговоров о клинике. Бармен говорил, Энджи поехала туда, потому что подсела на какое-то дерьмо, а теперь она только что слышала, как то же самое говорил мужик в новостях, так что, видимо, это правда. Но зачем таким людям, как Энджи, с такой жизнью, как у нее, с таким любовником, как Робин Ланье, им-то зачем наркотики?

Глядя на далекое здание, Мона покачала головой, радуясь тому, что сама она ни на чем таком не сидит.

Потом она, наверное, на минуточку задремала, задумавшись о Ланетте, потому что, когда она снова выглянула в окно, над гористым зданием уже завис большой вертолет – черный и блестящий. Классно, действительно как в большом городе.

Она знала в Кливленде пару девчонок из крутых, с которыми никто не связывался, но Молли – совсем другое. Вспомнить только, как Прайор прошиб собой дверь, как он потом вопил… Интересно, а в чем, собственно, он тогда признался, Мона же слышала, как он говорил, и Молли больше его не мучила. Они оставили Прайора привязанным к хирургическому креслу, и Мона тогда еще спросила у Молли, как она думает, сможет ли он освободиться? Или сможет, ответила та, или кто-то его найдет, или он сдохнет от жажды.

Вертолет опустился ниже, исчез. Большой был, с вертящимися штуками на обоих концах.

А она сидит тут и ждет и, черт побери, понятия не имеет, что же ей делать дальше.

Ланетта кое-чему ее научила: иногда стоит составить как бы перечень своих активов. Активы – это то, что тебе на руку, а об остальном можно просто забыть. Ладно. Она выбралась из Флориды. Она – на Манхэттене. Она похожа на Энджи… Тут Мона запнулась. Актив ли это? Хорошо, скажем иначе: ей повезло воспользоваться услугами бесплатной косметической хирургии, и теперь у нее просто великолепные зубы. Во всяком случае, если взглянуть с такой стороны, все не так уж и плохо. Вспомни о мухах в сквоте. Да уж. Если потратить оставшиеся деньги на стрижку и макияж, можно соорудить что-нибудь, чтобы ее сходство с Энджи не так бросалось в глаза. Вот это, пожалуй, неплохая идея, потому что вдруг кто-то ее ищет?