Джон Лексман продолжил свой рассказ:

— Я закрыл за собой дверь. Кара слез с кровати и встал мне навстречу.

— Рад вас видеть, мистер Гэзеркоул, — произнес он своим шелковым голосом и протянул руку.

Я молчал и смотрел на него, ощущение радости — такого я никогда ранее не испытывал — распирало мою грудь.

В это мгновение он все понял и потянулся к телефону, но я не дал ему этого сделать. Горечь пережитого, пытки голодом и холодом удвоили мои силы. Сбросив с руки деревянный чехол, который мне сделали в Париже, я скрутил его, как ребенка, швырнул на кровать и, опустившись на одно колено, склонился над ним.

— Кара, — сказал я, — вы умрете. К сожалению, я не могу убить вас так, как вы убили мою жену.

Он пытался что-то сказать, но, сжав его обмякшие руки, я прошептал ему на ухо:

— Никто не узнает, кто убил вас, Кара, подумайте об этом. Я выйду из вашего дома, и тайна окутает вашу смерть. Ваши письма будут прочитаны, история вашей ужасной жизни станет достоянием гласности.

Я выхватил нож, и через мгновение все было кончено. По-моему, он умер сразу. Я оставил тело на кровати и пошел к двери. У меня было маю времени. Я достал из кармана свечи — от температуры моего тела они стали мягкими.

Я поднял засов и вставил маленькую свечу между ним и гнездом, куда он должен опускаться. Под действием жары в комнате она должна была изогнуться и выпасть на пол. Тогда под собственным весом запор упадет прямо в гнездо.

Теперь нужно было заняться телефоном на ночном столике. Рядом с ним лежал нож для вскрытия конвертов. Я положил его на серебряную табакерку, просунул один конец под трубку, а под другой подставил вторую свечу. Мне пришлось ее немного обрезать. Единственные две толстые книги, которые я увидел в комнате, использовал в качестве груза.

Ужасная жара в комнате должна размягчить воск, и тогда под весом книг нож сработает, как рычаг, и сбросит трубку с аппарата. Единственное, чего я не знал — сколько времени для этого потребуется. Я надеялся, что Фишер прочитал мою записку и сбежал. Но, приоткрыв дверь, я услышал его шаги и понял, что роль Гэзеркоула еще не сыграна до конца.

Я повернулся лицом в комнату и продолжил разговор с порога. В этом было что-то ужасное, но мне вдруг стало смешно, я готов был расхохотаться.

Шаги Фишера приближались. Я осторожно закрыл дверь, а в мозгу билась одна мысль — хватит ли у меня времени?

Чтобы укрепить свое алиби, затеял с Фишером разговор. Я понял, что он еще не увидел конверт на столе. Прошла минута, другая, и я услышал, как лязгнул запор в спальне. Все произошло даже скорее, чем я ожидал. На всякий случай спросил Фишера, что это значит, и он мне все объяснил. Я спустился по лестнице, не умолкая ни на секунду. Выйдя из дома, остановил такси на Слоун-сквер и отправился к себе. Чтобы не тратить времени, надел вечерний костюм перед визитом к Каре. Мне хватило десяти минут. Я сбрил бороду и, не отличаясь от тысяч горожан, торопившихся на вечерние мероприятия, прямо с Виктория-стрит отправился в Скотланд Ярд. Во время моего разговора с начальником полиции сработала вторая свеча и прозвучал сигнал тревоги, но это чистое совпадение по времени, и, пока мистер Мэнсус не сказал, что это звонок из дома Кары, я об этом даже не подумал. Вот и все, — вздохнул облегченно Джон Лексман, словно освободившись от тяжкого груза. — Вы можете поступить со мной, как посчитаете нужным. Руки Кары по локти замараны в крови невинных жертв. Я выполнил задачу, которую сам себе поставил, ни больше ни меньше. Я хотел уехать в Америку, но чем ближе был день отъезда, в моей памяти все яснее вставало прошлое, планы, которые мы строили с моей милой Грейс…

Лицо Лексмана побелело, он сжал руки и сел на низкий столик.

— Вот и все, конец, — вновь произнес он с уже горькой улыбкой.

— Не совсем.

Мередит вздрогнул и обернулся. Эти слова принадлежали Белинде Мэри.

— Я хочу продолжить рассказ, — сказала она.