Воин-жрец явно колебался.
— Может, лучше…
— В море могут быть и другие, — перебила его Сорайя. — Растерянные, заблудившиеся, как мы. Они тоже могут заметить ваш свет. И если он еще кого-то спасет, разве не стоит рискнуть?
— Я буду поддерживать заклинание, пока Кветка не очнется, — в первый раз заговорил чародей. — Остальные тоже могут погреться, Махьяр.
Но Махьяр покачал головой. И снова покосился на Зорграша.
— Не стоит так легко доверять, Гаевик…
Склепорожденный хрипло захохотал — точно затявкал шакал.
— Ты не сможешь обвинить меня в том, что я завел твоих друзей в ловушку. Моя работа проводником должна была начаться только на той стороне. — Он ткнул пальцем с длинным-длинным ногтем в сторону воды. — Теперь большинство ваших людей там, внизу, так же как и остаток моей платы. У меня нет ни возможности, ни причины предавать кого-либо, жрец, и твои обвинения оскорбляют меня.
— Его полезно иметь рядом, — насмешливо заметил Ратимир. — Он учует неупокоенных раньше кого бы то ни было из нас.
Проигнорировав слова обретенного, Махьяр повернулся к Сорайе:
— Ты — за склепорожденного?
Сорайя перевела взгляд с Зорграша на Ратимира:
— Я ни за кого. Решение принимать тебе. — Она кивнула на Гаевика. — Только побыстрее, а то я заледенею.
Жрец пару секунд колебался, но потом удрученно повесил голову.
— Какое все это имеет значение? Живы мы, мертвы, но наш поход провалился. Что с того, если один из нас предатель? Яхангир был избранным, а без него дело проиграно.
Сорайя шагнула к магическому теплу, прогоняющему из тела озноб, но обнаружила, что огонь чародея бессилен перед холодом, рожденным словами Махьяра.
Венцеслав цеплялся за гриву болотной кобылы. Запутавшиеся в жестких волосах пальцы уже онемели. По другую сторону кобылы за гриву столь же отчаянно держался Омид, солдат-азирит. Мужчины понимали, что перепуганное животное — их единственная надежда на спасение. То ли по прихоти фортуны, то ли по божественному наущению, кобыла вырвалась из упряжи и выжила при падении с моста. И уж вовсе несказанная удача помогла ей всплыть неподалеку от солдат, сумевших ухватиться за нее.
— Духи вот-вот погонятся за нами! — Омид кивнул на привидения, парящие над разрушенным мостом. Когда кто-то из них замечал в воде выжившего, то взвизгивал и нырял за ним, будто призрачный гриф-стервятник. Заметив в руке Венцеслава волчецвет, Омид скептически скривился: — Думаешь, этот сорняк отгонит их?
Венцеслав сердито посмотрел на азирита. Меньше всего сейчас он нуждался в насмешливых лекциях насчет глупых суеверий. Солдат не мог сказать, защищал ли его волчецвет в сражении на мосту, но знал, что при ударе о воду он потерял меч, а не этот прутик.
— Я думаю, что воин использует то оружие, что у него в руке, — ответил он и хлестнул шипастой веткой по спине болотной кобылы. Лошадь заржала от боли и в панике рванулась вперед. Жестокая, неприятная необходимость, но Венцеслав понимал, что, если кобыла не доберется до берега, они все погибнут.