И перевела взгляд на Ариадну Парисовну. Та показала пальцем на Алонцу и скорчила умильную рожу, призывая выказать жирной корове дружелюбие. Суфлерща сделала жест - будто гладит стервозу по голове.

- Моя возлюбленная- Алонца! - изрекла Люба с шекспировским пафосом. - Приди на грудь мою, мечтаю я тебе поведать о...

Тут она замялась, увидев, что старуха наморщила нос и отчаянно колотит себя кулаком по лбу. - В общем, я тебя люблю и требую ответа - взаимна ли моя любовь? - закончила свою тираду Люба.

- А! Пытаешься меня задобрить? Не выйдет! - завопила рыжая бестия. - Теперь нет никаких сомнений, что это именно ты извела несчастного дона Карлоса!

- Стыдись, Алонца! Твоя сестра вне себярт горя! Она обращается к тебе за поддержкой, а ты обвиняешь ее в убийстве! Разве ты не видишь, что дон Карлос умер от апоплексического удара? Вчера он как обычно много лил, не взирая на запрет врача, и вот печальный итог. Прояви христианское милосердие!

Люба повернула голову и застыла, как зачарованная.

На нее страстно взирал мужчина. Черные как смоль, кудрявые волосы, бородка на манер Джорджа Майкла, смуглое лицо, сочные, правильной формы губы, тонкий нос с небольшой горбинкой. Серый шелковый камзол с серебряным шитьем ловко облегал его статную, красивую фигуру, а серые чулки обтягивали стройные, мускулистые ноги. А главное - он смотрел на Любу так, словно хотел воспламенить ее своим взглядом. Надо признать, что ему это удалось. Мадам Вербина влюбилась с первого взгляда и забыла обо всем на свете, включая беснующуюся на своей табуретке Ариадну Парисовну.

- Скажи Инесс, тебе, наверное, хочется, чтобы приехал отец Эрменегильдо, а не отец Бартоломео? - учтиво и вкрадчиво спросил красавец.

- Да! Да! - томно простонала Люба, прикладывая руку ко лбу и не отрывая глаз от сказочного видения в сером камзоле.

Ариадна Парисовна запрыгала на месте, держа себя обеими руками за горло, но увидев, что Люба на нее не смотрит, махнула рукой и, насупившись, отвернулась.

- Теперь все состояние Боскана-и-Альмагавера, Принадлежит тебе, сестра, - продолжала злобствовать Алонца.

- Говорят, что счастливей чистой девушки, только богатая вдовушка.

- Заткнись, чертова тыква! - вдруг вырвалось у Любы. Госпожа Эйфор-Коровина сорвала с себя чепец и вцепилась в него зубами.

 Алонца будто только того и ждала. Удовлетворенная тем, что допекла сестру, она крикнула:

- Дон Хуан де Бальбоа, идем отсюда прочь! Не желаю терпеть оскорблений от этой мужеубийцы! - и повернувшись к Любе спиной, вышла, гордо задрав все три своих подбородка.

- Алонца! - красавчик кинулся вслед за "тыквой".

- Он ее муж?! - Вербина вытаращила глаза. Ариадна Парисовна показала ей на свой рот и сделала жест, как будто его зашивает. Слуги удивленно переглянулись между собой.

 - Так что, послать за францисканцем Эрменегильдо? - подал голос молодой человек в рваном зеленом камзоле, оскалив в улыбке "кошмар стоматолога" желто-коричневые кривые зубы, стоящие "через один".

Любино лицо скривилось в гримасе отвращения.

- Неужели вы хотите, чтобы молитвы прочел отец Бартоломео?! - с ужасом в голосе спросил слуга, увидев недовольную мину хозяйки.