— Придется тебе на поденную к гранильщикам пойти… Договорилась я… По 15 копеек будут платить… Старшой ты мой!

Потом мать превращается в хозяина гранильной мастерской Хомутова. Он бьет Корсакова, бьет нещадно, приговаривая:

— Учись! Учись! Учись!

И Корсаков убегает от него, понимая, что делает страшное: он не доробил у Хомутова целый год. И по контракту матери придется выплачивать десять рублей и возвращать одежду.

Корсаков бежит. И, как это бывает во сне, не может убежать от гранильных станков. «А ведь мне 19 лет стукнуло, а я все по гранильному делу!»

Но он помнит, что потом работал на дизеле. На заводе. Машинистом. Где этот завод? Где механик Шмелев?

— Павел Назарович, — кричит Корсаков, — Павел Назарович! Учитель! Не уходи! Подожди меня!

— Поторопись! — голос Шмелева словно из-под земли.

«Неужели перед заводом тоже окопы?» — ищет взглядом Корсаков. Но перед лицом — огонь взрыва!..

— Тяжелые ранения, — объясняет медсестра. — В грудь и голову.

— Э… э… ээ… — зовет Корсаков, — помираю… Сестрица, пить…

— Не помрешь ты, не помрешь, двужильный ты, — склоняется над ним женщина в белом платке. А за ее спиной возникает бородатый солдат в папахе с красной лентой.

— Красногвардеец Корсаков, — басит он, — подмогни!

И тут лазарет качнулся. И Корсаков проснулся.

— Подмогни! — трясет его за плечо возница. — Стряли мы, болотце тута. Подмогни. Коняге одному не справиться… А чегой-то ты стонал? Жуть приснилась?

Корсаков усмехнулся:

— Да какая жуть? Жизнь приснилась. Моя.

В поселок въехали засветло.