– В Новой Валенсии работает, а вот в метрополии не очень. Да и здесь можно бы порасторопней, – не сводя взгляда с друга, ответил Сергей.
– Ну он же репортер, а не профессиональный резидент, – откладывая письмо, вздохнул Алексей. – Сын?
– Сын у него слишком молод. Племянник. Понять бы только, что это значит.
– Ну вот, опять. Стоит мне появиться рядом с тобой, как полным-полна коробочка неприятностей. Я тебе доставляю сплошные проблемы.
– Леша, что за пессимизм? Жизнь она как зебра – полоса белая, полоса черная.
– Ага. А в конце задница.
– Смешно. Прямо обхохочешься, йок макарек.
– Что будем делать?
– Вопрос неправильно сформулирован, Леша. Каждый из нас будет заниматься своим делом. Я – разбираться с проблемой. Ты – заботиться о наших семьях. Спокойно, Леша. У меня и мысли не было, что ты испугаешься, но сейчас на нас лежит ответственность не только за людей, но и за близких. Ты готов рисковать своей супругой и дочерью?
– Не готов. Но и в стороне не останусь. Это не обсуждается. И потом, люди все видят, все понимают. Как они воспримут мое бегство? Ты сам говоришь, они не дураки.
– Не дураки. Ладно, времени нет. Пора действовать.
– Ой, Вашек! А чего же ты молча-то?! – Мила всплеснула руками и, словно наседка, начала хлопотать вокруг сына.
Парню не понравилось то, как его обихаживала мать. Конечно, без малого семнадцать лет. В отряде пластунов один из лучших, даже уже открыт собственный счет убитых.
Примерно полгода назад вместе с законником Хватом разведчики гонялись за бандой Ружика. Тот приехал в Домбас за лучшей долей, но, как видно, работать на добыче угля ему показалось скучным, хотелось романтики лихого разбоя и вольной жизни, вне зависимости от кого бы то ни было. Ружик сумел подбить таких же молодых и отчаянных. Вот и появилась в окрестностях города самая настоящая банда из пары десятков бойцов, которых мало что вооружили, но еще и обучили за счет города.
После первого убийства народ стал требовать, чтобы Варакин отправил по следу бандитов наемников. Но тот отказался, заявив, что Ружик – это отрыжка их поселения и решать эту проблему будут сами люди. А что, все справедливо. Ясное дело, что будущие бандиты хоронились и не кричали на всех углах о том, что собираются заняться разбоем. Но ведь не могли же они все провернуть совсем уж тихо. Кто-то что-то слышал, кому-то сделали предложение, да он отказался. Но никто ни о чем не сообщил. Всем миром допустили, теперь самим и расхлебывать, нечего дядьку со стороны звать.
Вот при уничтожении банды Вашек и убил в первый и пока единственный раз. Ох и дурно же ему было тогда. Вот лежит человек, от живого не отличишь. Еще теплый. Берешь за руку, и такое впечатление, что он сейчас пошевелится, что-то скажет. Смотришь на него внимательно, и чудится, вроде грудь его от дыхания вздымается. А нет этого ничего. Мертв. Спасибо Анушу, он тогда его взбодрил да мозги вправил.
Потом были бесконечные патрулирования, постоянное нервное напряжение, перестрелки с теми арачами, которые не захотели мира. Сейчас Вашек выглядел куда старше своих лет, успел изрядно заматереть и даст фору взрослому мужику. А тут матушка словно с малым дитем тетешкается. Нехорошо. Несолидно как-то. Пластун он или погулять вышел?
– Ма, да я сам. Ма, ну чего ты в самом-то деле.
Оно и несолидно, но и матушку обижать не хочется. Вот и отбивался Вашек вяло, без огонька. Ее тоже понять можно. Каждый раз плачет, когда сын уходит. Проводит с порога, уйдет в дальнюю комнату и плачет. Вашеку сестры рассказывали.
– Тятька-то дома?