Пусто. Никого. Ни одной души.

Выбрал место почище у бойницы, присел у стены. Артобстрел закончился. Попытался прокашляться, спасти горло от удушья. В ушах звон не проходил. А я точно поэт? Почитал бы стихи, прочистил горло. Глядишь, успокоился бы. Голос свой услышал бы. Надо. Я ведь забыл, какой он. Осмотрелся. Разбитый переход… Слова стали складываться в рифму:

Я прикрыл глаза. Мичман Суздалев. Точно. Поэт! Пишу про любовь. Красиво. Чувственно. Тут не ошибешься. Может еще и про море или шмелей пишу. Надо только вспомнить. Долго я себя искал. Приятная находка. Я готов был разрыдаться от трогательного момента, когда услышал:

– Кто здесь воет?! Кто здесь?! Ветер?

Я вздрогнул. Открыл глаза и сразу подскочил на месте, попятился. По коридору брел седой монах. Здоровый. Черная ряса теперь серая от пыли. Сапога одного нет. В руках топор. Огромный колун смотрится в этих лапищах игрушкой. Вращает белками глаз. Спотыкается. Страшно.

– Кто здесь?!

Должен видеть меня. Но… Слепой? Машу рукой. Монах не реагирует. Значит, не ошибся.

– Мичман Суздалев! – кричу бойко, рапортуя. Привычно. Знакомые слова так и слетают с языка.

Монах замирает. Перекладывает в одну руку топор, другой ищет стену. Нет ее с той стороны. Брешь как раз. Такая, что два экипажа спокойно проедут и не заденут друг друга колесами.

Сейчас многого нет.

– Суздалев? – монах снова перекладывает топор и уже другой рукой ищет стену с левой стороны. Находит края амбразуры. Вздыхает облегченно. Шагает ко мне.

– Ага. Мичман. Поэт. И я не выл, я стихи декламировал.

– Выл, – коротко сказал монах, добредая до меня. Потом тяжело опустился на пол, блаженно вытягивая ноги, голая стопа разбита в кровь. – Кричал тоскливо. Пришел тебя утешить.

– Топором?

– Словом Божьим, мичман Суздалев. Топор будет других утешать. Англичане уже в крепости?

– Не видел никого.

– Потому и живой, – назидательно сказал старец и вздохнул. – Я тоже никого не вижу. Слепой. Не спрашивай: не от рождения, пострадал я в битве великой! Теперь вижу только тени неясные. Мечутся. Вжик-вжик. Шныряют туда-сюда, подкрадываются незаметно! Душу мою хотят выкрасть! Только кукиш вам! Видели! – закричал старик, показывая фигу вокруг. Заводил огромным кулаком. Пальцы сжаты – побелили от напряжения. Мир стал тесен. Я съёжился, пряча голову в плечи. Монах продолжил уже спокойно, быстро отойдя, буднично. – Знавал я одного Суздалева, но тот бергмейстером представился. Гоняли мы с ним бесов по погосту, да диких людей. Вот там нечисти, Боже спаси и сохрани! Тьма! Не каждый христианин выживет. Ты бы точно не выжил! Я чудом спасся, а бергмейстер, думаю, сгинул навсегда, собой жертвуя ради меня. Святой человек.

– Правда?

– Знаешь его?

Я подумал. Сделал анализ. Включил математический ум. Выключил. Словно в комнату в пустую вошел, а не в голову.