– Л-лед, – прошептал я и затрясся. Ноги вывернуло. Упал ничком, сворачиваясь эмбрионом. Поджал ноги к подбородку. Затрясло…

Кто-то остановился рядом со мной. Открыл глаза. Поручик смотрит безразлично. Затянулся, зашагал дальше. Мимо.

– Л-лед, – возбужденно сказал я ему в прямую спину. Офицер не обернулся. – Лед!

Я прижался щекой к гладкой холодной поверхности. С ужасом смотря на белую трещину. Это же она не по льду струится, а по мне! Деля на неровные части. И сознание моё и разум! Вытекает из меня смертью.

Пропустил момент, как сани мимо прокатили. И очнулся, только поймав раскатистый бас священнослужителя:

– … наложение епитимии[29] на шамана попросите, и послушал бы я вас, да не придет этот человек в церковь, ибо душа у него черная и поклоняется он дьяволу! Вере своей неправильной! Не помогут в нашем случае земные поклоны и сотворение молитвы «Боже, очисти мя грешного»! Не будет этот человек каяться! Никогда не признает веру нашу и вину свою в том, что хотел извести праведного монаха Матвея! Пускай каждый из вас знает, что тот, кто осмелится взять в руки бубен, будет казнен в пытках жестоких. Шамана вашего приговариваем к утоплению в проруби. Тело будет вытащено и залито в лед до весны, до пущего вам страха перед наказанием и как напоминание о том, что будет с каждым ослушавшимся. Аминь. Приводите к исполнению.

Я встал на четвереньки, мотая головой. Из саней подняли связанного старика в легкой одежде. Босым он ступил на лед. Солдаты потащили шамана к проруби. Привязали бочонок с верёвкой. Приготовили багры длинные.

Офицер громко зевнул и отвернулся, прикрывая рот перчаткой. Я невольно посмотрел на него, привлеченный звуком, и увидел, как у поручика стекленеют глаза. Я резко повернулся, прослеживая взгляд, и почувствовал, как лед подо мной спружинил, подбрасывая меня тихонько вверх. По заснеженной пустоши, к людям, мчался исполинского размера медведь. Страшный зверь заревел. И упряжка оленей сорвалась с места, скользя копытами по поверхности, тщетно стараясь набрать скорость. Священник упал в санях. И заголосил фальцетом.

– Шатун, – сказал поручик, приходя в себя, – матерый какой. Огромный экземпляр! Вот это трофей! Эй, служивые. Ко мне! Не бояться!

Надо отдать должное офицеру, который организовал ближайших трех солдат и приготовил их к залпу. Остальные решили не испытывать судьбу и стали разбегаться в разные стороны.

Прогремел первый залп. Лежалая бурая шерсть на медведе взъерошилась в местах попадания.

– Целься лучше! – командовал побледневший поручик.

– Талл[30], – зашептали лопари и как-то подобрались, готовясь к чему-то неизвестному и неизбежному. Талл пришел за шиши[31]. Замелькали в руках ножи, ощетинились острогами. Я начал пятиться. Пополз задом назад к берегу, а потом и вовсе поднялся. Увидел, как шаман засмеялся, запрокидывая к небу лысую голову. Медведь заревел, ровняясь с санями. Лапой смахнул суетливую преграду, разбивая в щепы дерево и калеча заодно оленей когтями. Коротко взвизгнул священник, подброшенный в небо рваной тряпичной куклой.

– Огонь! – закричал офицер, не переставая стрелять из револьвера. – Ог…

Медведь врезался в короткую шеренгу, сметая. Закружил, выискивая новые цели. Заревел, найдя. Снова и снова орошая кровью лед. Быстро на белом покрывале озера расползлось огромное красное пятно. Внутренности дымятся. Части разорванных тел сгибаются в агонии.

Я не выдержал и побежал к острогу. Оглянулся только раз. Сразу прибавил скорости. На льду короткая битва на истребление. Медведь рвет солдат и местных. Лопари добивают. Молча и без лишней суеты. Вот один из них поднял голову и посмотрел на убегающих к крепости людей. Шаман кивает, и медведь начинает преследование. Гонится за нами огромными скачками. Кровавая морда. Оскаленные огромные клыки. Бешеное пламя в глазах.

– Лед!!! – кричу я, и озеро взрывается льдинами. По заостренным к небу глыбам скользят чужие ноги, пытаясь за что-нибудь зацепиться. Разбиваются в кровь руки. Срываются в царапанье ногти. В ледяной воде барахтаются люди. Первым на поверхность выпрыгивает медведь. Вода потоком стекает с облезлой шкуры. Брызги летят в разные стороны, словно пулеметные пули. Ревет так, что у меня слетает с головы шапка, а может я просто запнулся. Кого-то обгоняю. Ворота близки. Солдаты стоят у створок. Одни кричат. Другие стреляют. Забегаю, и, не останавливаясь, несусь дальше. Над головой набат.

Колокол сошел с ума. Звон рвет перепонки. Переливы не останавливаются и не замолкают. Над колокольней стаей кружат черные птицы. Их гама не слышно. Есть только два звука: набат колокола и рев медведя.

Несколько человек еще успевают вбежать в ворота, и их начинают закрывать. Кто-то не успел и теперь отчаянно кричит. И давится в хрипах. Медведь утробно ревет. Сокрушительным ударом обрушивается в створки, ломая их в щепы. Солдаты не просто кричат, они вопят от ужаса и изредка стреляют.

Бегу. Запинаюсь и больно падаю, отбивая напрочь конечности, сдирая лицо о снег. Пытаюсь встать на четвереньки и найти щель где-нибудь. Заползти и спрятаться. Вижу разбросанную солому и открытую в хлев дверь. Быстрее к ней. За спиной сопение. Замираю. Осторожно оглядываюсь и падаю. Теперь главное не шевелиться. Медведь в запале может меня и не увидеть. Огромный зверь. В холке почти с крыши домов. Бредет по улочке, низко наклоняя голову. Шумно нюхает воздух. С морды капает кровь. Свалявшаяся шерсть торчит островками. Кто его разбудил? Кто его нашел? Не дали дотянуть бедолаге до весны. Подняли с берлоги. Лапы оставляют следы, в которых я могу свернуться калачиком. Удачная мысль. Я сразу привычно сворачиваюсь эмбрионом и подтягиваю колени к подбородку. Губы дрожат. Челюсть ходит ходуном. Может, успею забежать в хлев? Рискнуть?