– Как тебе не стыдно?! – заорала училка, у ней Даже протез от ярости в пасти закачался. И понесла, типа, трагическая гибель, наша общая боль, несчастье народов…

– А чего мне стыдно? – спросил я. – Я не притворяюсь, как другие, что мне интересно. Вон они, позади в карты играют, читают, бутерброды жрут, а Лавров у Холодовской ляжки щупает.

Вот тут, млин, уже все заржали, да так, что классуха присела от страха. Фигли, ей же надо за дерибасом бежать, раз такой облом и беспредел, а за дерибасом бежать самой страшно. Вдруг звездюлей накидает?

– Никого я не щупаю, – заблеял доходяга Лавров, а сам красный, как жопа после бани. Со мной он, ясный хрен, вязаться не стал.

– Вот видите, – сказал я. – Им насрать и на Беслан, и на всех других погибших. Но еще хуже то, Вероника Матвеевна, что вы нам врете, хотя сами знаете, что в Чечне все совсем не так. Вы повторяете всякую чушь, потому никто не слушает, только делают вид. Вы связки рвете, а они бутерброды под столами хавают и мечтают пойти трахаться поскорее…

Тут все смеяться перестали; наоборот, стало охренительно тихо. И кто-то присвистнул в тишине.

Потому что я сказал правду, млин. Вот так. А правду никто слушать не любит.

– Вот мы до чего договорились, я вам вру… – прошипела классуха, и я перепугался, что она сейчас взорвется. Она шипела, как змея или как перекачанный баллон. – Будь любезен тогда, приоткрой нам правду, если я вру. Умел нахамить – изволь отвечать за свое хамство.

Сдержалась она, короче. Я ее малость зауважал даже. Но тут заместо меня поднялся Лось и на пальцах ей все растолковал. Пока он трепался, я по классу глазами пошарил. Ни фига себе, не то что жрать, они словно дышать перестали. Вот такая песня, Оберст снова был прав. Он меня и научил, как говорить.

Надо задротам говорить правду в лицо, плевать им надо этой правдой в харю, лишь тогда они заткнутся и прекратят хавать свои йогурты под столами.

Наша правда – всегда с нами. Потому что мы – спасение белого человека.

Мы – закон природы.

Мы – дети, которым все дозволено.

– Это насчет Чечни… Короче, все фуфло! – рубанул Лось. – Все фуфло, и про зачистки, и про бабки, что туда посылают, и про бандитов. Погибло там намного больше народу, чем передают, и гибнут не по своей дури, типа, пошли гулять и на мину нарвались. Умирают пацаны, потому что им мозгоклювы, в погонах генеральских, развернуться не дают. Их подставляют постоянно. Потому что там натуральная война, а начальство делает вид, что совсем не война, а, типа, мелкий ментовский рейд. Пацанов посылают в окопах гнить, а как следует поджарить «духов» не дают. Ага, вдруг те заплачут, что случайно гражданского пришибли. Да нету там гражданских вообще, там все воюют, даже бабки старые! Нам врут, будто боевики в горах отсиживаются. Ага, ни хрена они не отсиживаются, там каждая собака знает, где кто живет, где оружие прячут, где нефть гонят, кому бошки отрезают, и все дела.

– И что же ты, Лосев, предлагаешь? – попыталась перехватить инициативу классная. Но Лося уже фиг удержишь, подкованный стал. Я им прямо, млин, загордился!

– А что тут предлагать? На фига делать вид, будто охотятся за мелкими ворами? Там война, так надо честно сказать – мы воюем, блин, и за каждого нашего бойца возьмем три шкуры…

– С кем война, Лосев? Очнись! Кто же наши враги? Ты сам сказал, что дети и старушки. Разве они достойные противники для солдат? Разве надо их мучить и убивать, чтобы выследить настоящих ваххабитов?

– Мучить не надо, – благородно повелел Лось. – Их надо отсюда всех выслать и в ихней Чечне запереть, а каждого, кто хоть раз с душманами завязался, – тех к стенке. И азеров, хачей всяких назад к себе отправить, не давать им тут хаты покупать и ларьки ставить!..

– Однако! – еще сильнее нахмурилась Матвеевна. – Ты призываешь отнять частную собственность, лишить коммерсантов денег, которые они зарабатывали десятилетиями?..

– Не фиг им тут делать! Пусть дадут русским коммерсантам заработать!