Дарэм открыл двери шлюза — сначала внешнюю, потом внутреннюю. Роботы не нуждались в пневме, однако конструкторы «Посланника», должно быть, поиграли с идеей закодировать в «Автоверсуме» биохимию человека — в самом деле создать «инопланетян», которые могли бы встретить ламбертиан как равных, без возни с хитроумными масками.

Они вышли на обожжённую почву. Стояло раннее утро. Мария помигала на яркий солнечный свет в ясном белом небе. Тепло на коже робота ясно и отчётливо достигало её; сине‑зелёный луг тянулся повсюду, насколько она могла видеть. Мария двинулась прочь от корабля, приземистого усечённого конуса из керамики; его белое жаропрочное покрытие было испещрено неровными полосами копоти, а позади, на юге, открылись предгорья. Склоны заросли пышной растительностью, но вершины оставались голыми, ржаво-красными.

Воздух наполнял хор негромких скрипов и жужжание. Она бросила взгляд на Рупор, но тот повис рядом с Репетто почти бесшумно; звуки неслись со всех сторон. Некоторые голоса Мария признала: она прослушала кое‑какие из неразумных видов, пробежавшись по истории эволюции, породившей ламбертианскую манеру общения, — ничего экзотического ни в одном из звуков не было. С тем же успехом она могла слышать цикад, пчёл, ос, москитов. Когда с востока подул слабый ветер, принесший нечто, напомнившее обонятельному аппарату робота запах солёной воды, Марию вдруг настолько затопил этот скромный комплекс чувственных ощущений, что она думала, у неё подкосятся ноги. Однако этого не случилось — намеренной попытки свалиться в обморок она не сделала, так что робот просто стоял, будто статуя. Подошёл Дарэм.

— Вы ведь никогда не бывали на Ламберте прежде?

Мария нахмурилась.

— Каким образом?

— Неактивным. Большинство исследователей «Автоверсума» так поступали.

Мария вспомнила, как Земански на первой встрече с Группой Контакта предлагала использовать виртуальное присутствие. Нагнувшись, Дарэм сорвал горсть травы, потом разбросал в стороны стебельки.

— Но вот такого мы никогда раньше не могли сделать.

— Аллилуйя, боги приземлились. И что вы собираетесь делать, если ламбертиане потребуют чуда? Сорвёте в доказательство своего всемогущества несколько листочков?

— Космология. Первичное облако. Нужное количество каждого элемента.

Мария не удержалась от скептического взгляда. Дарэм надавил:

— Вы на чьей стороне? Это же вы разрабатывали первичное облако! Изначальная топография — ваш набросок! Вы создали предка всей ламбертианской биосферы! А я лишь хочу рассказать им об этом. Это правда, и им придётся посмотреть ей в лицо.

Мария озиралась, лишившись дара речи. То, что этот мир — не её творение, стало яснее, чем когда-либо: он существовал сам по себе. Она возразила:

— Разве это не всё равно, что сказать… будто ваш оригинал из плоти и крови был лишь сумасшедшим со странными галлюцинациями? И что любое другое, лучшее объяснение, изобретённое им для своей жизни, было ошибочным?

Дарэм помолчал. Потом ответил:

— На кону Элизиум. Чего вы от нас хотите? Чтобы мы картировали себя через биохимию «Автоверсума» и перебрались сюда жить?

— Я видела места и похуже.

— Через миллиард лет солнце остынет. Я обещал этим людям бессмертие.

Их окликнул Репетто: