Как он мог вести себя так, будто это пустяк?
— Больно? — шепчу я, почти боясь говорить громче.
Ремо кладет обе руки на раковину позади меня, обнимая меня по обе стороны.
Я поднимаю глаза и вижу, что он смотрит на меня с нежностью. Его ресницы трепещут, когда он моргает, а его ленивый взгляд заставляет мое сердце биться чуть громче.
— Я в порядке, любимая. Это не больно. Я справлялся и с худшим, — пробормотал он, заправив рукой мои волосы за ухо.
Я резко вдыхаю, стены ванной комнаты смыкаются вокруг меня, пока Ремо держит меня в ловушке под своими опасными темными глазами. Его руки обхватывают меня, вены вздуваются на предплечьях по обе стороны от меня. Мои глаза не могут найти себе места.
— Что значит "худшим"? — Мои глаза возвращаются к его глазам, но он только пожимает плечами.
Его взгляд смягчается. — Это значит, что я не слабак. Я сражался в битвах и раньше, и делал это всю свою жизнь. Разница лишь в том, что на этот раз ты здесь. Я не сплю с кровоточащими ранами, не выбрасываю бутылочку с лекарством, и мне ни разу не пришлось кричать, чтобы Изабелла пришла и дала мне лекарство, пока я сам меняю повязку.
Я дышу быстрее. Более короткие вдохи.
Мой взгляд постоянно переключается на него, пытаясь найти ложь, найти что-то, что скажет мне, что я ему не нравлюсь и все, что он только что сказал, — ложь. Но это не так.
Ответ, который я искала, написан в каждом его действии. Ответ, который я пыталась найти, был спрятан в каждом слове, которое вылетало из его уст.
Я не в тех местах искала кусочки своего сердца, которые он украл.
— К твоим услугам лучшие врачи, Ремо, — шепчу я, качая головой, но Ремо хватает меня за подбородок.
Он наклоняется, и наши губы оказываются прямо над губами друг друга.
Наши дыхания смешиваются, пока он медленно наклоняется.
Не касаясь, но все же касаясь друг друга.
— У отставного боксера в подпольных боях нет врачей, которые бы за ним ухаживали.
Мои глаза расширяются.