Она поняла, как меня задевают ее слова, и попыталась объяснить:
— Я завидую всем, кто страдает, ведь страдания украшают душу! Оки приближают к Христу. Страдальцы — избранные Богом.
— И чего ты себя не подожжешь? — выплюнул я. — Посмотрим, как ты сразу похорошеешь!
— Я слишком слаба, — ответила Марианн Энгел, будто не расслышав сарказма. — Я боюсь не только пламени; я боюсь умереть, не выстрадав до конца.
Наркотик снова затопил меня тьмой. Хорошо, что этот разговор прервался.
Я по-прежнему не знал, чем именно болеет Марианн Энгел, но после ее заявления «страдальцы — это избранные Богом» с приличной долей вероятности предположил шизофрению.
У шизофреников часто бывают очень непростые отношения с религией. Отдельные врачи связывают это с первым приступом болезни: шизофрения чаще всего развивается у людей в возрасте от семнадцати до двадцати пяти, то есть тогда, когда многие впервые начинают осмысливать свои религиозные убеждения. У шизофреников часты приступы обостренного восприятия мира — или откровенного бреда вроде слуховых галлюцинаций, — которые могут заставить их поверить в свою особую избранность. Положение усугубляется еще и тем, что шизофреники подчас с трудом принимают метафоричность религиозной символики.
В основе христианства лежит идея, что Иисус умер за грехи всего человечества: во искупление всех нас. Христа подвергли пыткам и распяли на кресте. Шизофреник, в попытке понять эту историю, может прийти к следующему выводу: Иисус — возлюбленный Сын Господа, Иисус испытал невероятные страдания, следовательно, те, кто переносит самую сильную боль, более остальных любимы Богом.
Издавна и традиционно истинно верующие думали, что страдание приближает человека к Спасителю; впрочем, лучше конкретный пример, чем сухая теория. А посему позвольте рассказать вам о жизни некоего Хайнриха Сузо, немецкого религиозного мистика. Сузо, родившемуся в 1295 году, предстояло сделаться одним из самых важных религиозных деятелей своего времени, а также получить прозвище Min-nesanger («поэт, воспевающий любовь») благодаря поэтичности своих писаний.
В возрасте тринадцати лет Сузо вступил в монастырь доминиканцев в Констанце и, по собственному признанию, абсолютно ничем не проявил себя в первые пять лет религиозной жизни. Однако в восемнадцать лет он испытал внезапное прозрение — столь острое ощущение божественного восторга, что ему показалось, как будто душа отделяется от тела. Он счел случившееся событием такой важности, что именно с него начал свое жизнеописание, «Das Buch von dem Diener».
По мнению одних исследователей, жизнеописание Сузо — это первая автобиография на немецком языке; другие возражают: дескать, вовсе это не автобиография. Есть мнение, что большая часть книги написана некоей Эльсбет Штагель, молодой монахиней из монастыря Тос, любимейшей духовной дочерью Сузо.
Очевидно, она записала многие из бесед с Сузо и использовала их в качестве основы для жизнеописания, без ведома своего духовного отца. Сузо же, обнаружив содеянное, сжег часть рукописи еще прежде, как Господь «повелел» ему сохранить оставшееся. Никому доподлинно не известно, сколько в этой «Жизни» было писано Штагель, а сколько — самим Сузо.
«Жизнь» — захватывающее повествование, богатое удивительными подробностями о видениях, которым сподобился Сузо: Господь показывал ему образы Небес, Ада и Чистилища; души умерших являлись к нему, чтобы поведать о своей после-жизни.
Отличная книга, и написана так волнующе! Но самое поразительное в «Жизни» Сузо (или Штагель) — описания мук, которые он себе причинял.
Будучи приверженцем убеждения, будто телесный комфорт ослабляет дух, Сузо уверял, что не входил в отапливаемый дом целых двадцать пять лет и что не пил воды, пока язык не растрескался от сухости (а потом заживал около года). Сузо ограничивал себя в пище: ел только раз в день и никогда не потреблял мяса, рыбы или яиц, а однажды испытал видение, в котором возжаждал яблока сильнее, чем божественной мудрости, и тогда, чтобы наказать себя, продержался целых два года без фруктов. (Вот интересно: неужели нельзя было просто принять мораль к сведению и продолжить есть реальные — в противоположность метафорически запретным — фрукты?)
В качестве нижнего белья Сузо носил этакие подштанники со ста пятьюдесятью медными гвоздиками, остриями к коже. Поверх надевал власяницу с железной цепью, на которой висел деревянный крест длиной с мужскую руку и вдобавок утыканный тридцатью гвоздями.
Крест был привязан у Сузо между лопаток, и при каждом движении — особенно в коленопреклонении для молитвы — гвозди впивались в плоть, а в раны он затем втирал уксус. Сузо носил этот острый крест восемь лет, пока Бог не вмешался и с помощью видения не запретил это делать.
Сузо даже спал в своих жутких одеждах. Кроватью служила старая деревянная дверь. Укладываясь, он сковывал руки кожаными кольцами, чтобы не дать самому себе отгонять крыс, что ночами грызли его тело. Иногда во сне он разрывал эти оковы, и тогда стал надевать кожаные перчатки, также утыканные острыми медными гвоздиками, которые раздирали ему кожу словно терка для сыра. Сузо поддерживал эти привычки шестнадцать лет, пока в очередном видении Господь не повелел ему выбросить все спальные принадлежности в ближайшую речку.
Однако божественное вмешательство, запретившее Сузо терзать себя по ночам, не принесло ему облегчения — скорее напугало. Некая монахиня справилась о его здоровье, и Сузо ответил, что все очень плохо: ведь он уже месяц не чувствовал боли — а вдруг Господь его совсем забыл?
Сузо понял, что физические муки — лишь начало, ибо они не давали осязаемых доказательств его великой любви к Богу. Он решил исправить дело и однажды вечером распахнул на себе одеяния и заостренным пером вырезал в плоти прямо над сердцем, буквы HIS. (Если для вас это словно греческая грамота, не волнуйтесь: HIS по-гречески аббревиатура имени Христа.) Кровь сочилась из надрезов, однако Сузо уверял, что от радостного экстаза не чувствует боли. Священные буквы остались навсегда, и до конца жизни он тайно носил на груди эту рану; утверждал, что в трудные времена спокойнее, когда знаешь, что само имя Христа движется в такт биению сердца.