И раз за разом отвечала:
— Осталось всего пять статуй. Отдохну, когда закончу.
Раз уж отговорить ее не получилось, (логика бессильна перед одержимостью!), придется выдумать иной способ оградить ее от самой себя. Я решил навестить Джек, хотя та и не сдержала своего обещания заботиться о Марианн Энгел, пока я лежал в больнице.
В галерее я увидел трио знакомых гротесков, а на стене над ними — фотографию здоровой Марианн Энгел. Со стамеской в руке, с живописно взъерошенной копной диких волос, она облокачивалась на одно из ранних своих творений.
В краткой подписи под фотографией не было ни слова о ее психическом заболевании:
«
Вокруг одной из самых крупных статуй ходила молодая парочка. Они гладили камень и переговаривались о «чудесных тактильных ощущениях»… И недоумевали: «Куда же это поставить?»
Ничто не вызывает такой тошноты, как разговор об искусстве из уст тридцатилетних богатеев. Джек в предвкушении продажи попыталась пройти прямо сквозь меня, равнодушно махнув рукой:
— Подожди-ка!
— Почему ты ее забросила? — спросил я.
И впервые порадовался скрежету своего голоса — упрек в небрежении прозвучал тем ужаснее.
Джек резко свернула от покупателей и увлекла меня в нишу, а там уж пустилась рьяно опровергать мои обвинения. Будто поезд сошел с рельсов: слова, совсем как потерпевшие крушение вагоны, сталкивались с шумом и грохотом, грозя сорваться с трассы и опустошительным порывом протаранить конец предложения. Джек уверяла, что, пока я лежал в больнице, она каждый вечер приезжала в крепость, и была вынуждена пробиваться в двери, заваленные изнутри мебелью. А проникнув в дом, становилась меж Марианн Энгел и ее статуями и говорила, что не двинется с места, пока скульпторша не съест хотя бы фрукт.
— Ты нашел ее средь бела дня, так? — Джек имела в виду тот день, когда мы с Грегором вернулись в крепость. — Знаешь, я ведь работаю! Я не то, что ты… я сама свои счета оплачиваю! Не могу же я закрыть галерею и целый день с ней дурака валять! А если бы ты хоть позвонить додумался, я бы сразу примчалась в больницу! Но нет…
Так мы и спорили, кто в чем виноват, пока молодая пара не стала коситься в нашу сторону. Я кинул на них самый убийственный взгляд, чтобы, черт возьми, в чужие дела не лезли!
Джек сочла это прекрасным поводом напомнить мне, что я живу на деньги ее покупателей. Я возразил, что те же покупатели оплачивают и ее собственную жизнь, что она паразитирует на таланте Марианн Энгел.
— Ты, наверное, с ума сходишь от радости, ведь она снова ваяет!
Вся злость сползла с лица Джек, уступив место искреннему удивлению.
— Она — что?!
Атака моя захлебнулась. Когда я подтвердил, что так и есть, Джек явно запереживала.
— Раньше на нее гораздо реже находило… Такая мания — примерно раз в год… Два раза — в плохие годы.