Вернувшись с работы, Анна-Луиза осмотрела дверные петли.
– Должно быть, у нее впечатляющий хук правой, – предположила она.
– Вообще-то, она била левой. Хочешь послушать, как все было?
– Я вся внимание.
И тогда он рассказал ей все. Куперу было очень нелегко понять, как она воспринимает его рассказ. Она не смеялась, но и особой симпатии не проявляла. Когда он договорил – упомянув с некоторым трудом о недержании Гэллоуэй, – Анна-Луиза кивнула, встала и направилась в ванную.
– Ты жил беззаботной жизнью, Кью-Эм.
– О чем ты?
Она развернулась и, кажется, впервые разозлилась.
– О том, что, судя по твоим словам, ни о чем худшем, чем недержание, ты никогда в жизни не слышал.
– Ну, и что это тогда? Ничего особенного?
– Уж точно не для
– А, так вот в чем дело. Только потому, что она богата и может себе позволить наилучшее лечение, ее проблемы ничего не стоят. А хотела бы
– Минутку, погоди… – Она смотрела на него, и выражение ее лица менялось от симпатии к отвращению. – Я не хочу с тобой ссориться. И знаю, что мне не было бы приятно сломать себе шею, будь я даже миллиардером.
Она помолчала, похоже, тщательно подбирая слова.
– Меня в этой истории что-то тревожит, – сказала она, наконец. – Даже не могу точно сказать, что именно. Как минимум я волнуюсь за тебя. Я и теперь считаю, что ты совершил ошибку, связавшись с ней. Ты мне нравишься. И я не хочу увидеть тебя пострадавшим.
Купер внезапно вспомнил свое решение накануне ночью, когда она спала рядом с ним. И это его ужасно смутило. Что
– Да о чем ты говоришь? Пострадавшим? – взорвался он. – Она не опасна. Я признаю, что она на миг потеряла там контроль, и она ужасно сильная, но…
– О, помогите же, кто-нибудь! – простонала Анна-Луиза. – И что мне прикажете делать с этими эмоционально недоразвитыми придурками, которые думают, что реально только то, о чем им скажет кто-то по теле…
– Придурками? Ты назвала меня расистом, когда…
– Ладно, извини.