Этот звук подействовал как сигнал к действию. Задыхаясь и всхлипывая, перепуганная Полина наконец-то попятилась назад и окунулась в спасительное тепло коридора, захлопнув за собою дверь.
Уснуть в ту ночь ей уже не удалось. Бросившись в спальню, она впервые в жизни заперла дверь на замок, забралась под одеяло, прижавшись к теплому Жениному боку, и до утра лежала в кровати, не смыкая глаз.
Лишь около пяти утра ее сморил сон, и был он, видимо, настолько крепким, что Полина не услышала сигнала будильника. Проснулась, когда на часах было почти одиннадцать.
Женя давно ушел на работу, Алик – в школу. На столе в кухне стояла чашка остывшего чая, лежал на блюдце бутерброд с сыром. Еще была записка: «Доброе утро, мамочка! Я пошел в школу, не волнуйся. Ты спала, я не стал тебя будить. Приготовил завтрак. Надеюсь, он тебе понравится».
Полина смотрела на все это. Минуты шли. Зазвонил сотовый.
– Привет, Полечка! Выспалась? – Женин голос звучал бодро, но за бодростью таилась боязнь.
Бедный. Нелегко ему живется. Наверное, постоянно думает, какой фокус выкинет его чокнутая женушка, что придет в ее больную голову. Примется ли она снова посыпать солью кухонный стол? Шарахаться от зеркал?
Или, может, визжать от ужаса, думая, что ночью в детской прячется немыслимое чудовище?
– Привет. Представляешь, только недавно встала. – Полина поразилась тому, как спокойно и беспечно звучит ее голос. – Алик у нас такой умница. Не стал меня будить, сам ушел в школу и даже завтрак мне приготовил.
Поговорив с Женей, она вылила чай в раковину и сварила себе кофе. Полина не любила чай. А остывший – тем более.
«А уж тот, что заварил Алик, и подавно. Верно?»
«Нет, не верно!» – упрямо возразила сама себе Полина и съела бутерброд. Она не боится Алика, не испытывает к нему никаких злых чувств. Сегодня ночью у нее снова случилась паническая атака. Просто очередной приступ: накатила тоска с вечера и мозг выдал реакцию.
«Но ведь ты не думаешь, что в детской ничего не было! Ты уверена: тебе не привиделось!» – не желал умолкать внутренний голос.
– Я не желаю ломать над этим голову! – громко сказала Полина.
Она решила не говорить о случившемся ни Жене, ни Олегу Павловичу. Ничего нового от них все равно не услышит, а жалостливые, озабоченные, опасливые взгляды уже порядком надоели.
Жизнь продолжалась. Протекала она, как казалось Полине, в двух реальностях, двух временных пластах.
Днем, когда приемный сын находился в школе, все было в порядке: она занималась домашними делами, читала, выходила прогуляться, делала задания, которые задавали на курсах татарского языка.
Но стоило Алику вернуться домой, как ей становилось не по себе. Внешне все было отлично: они улыбались друг другу, Полина спрашивала, как дела, и мальчик рассказывал, что нового в школе. Она кормила его обедом, давала на полдник творог и яблоко, запеченное с корицей и сахаром, как он любил. Держалась при этом любезнее и ласковей некуда, челюсти ныли от искусственной улыбки. Потом возвращался Женя, и начинался очередной тихий вечер в семейном кругу.
Только все это было на поверхности.
А чуть глубже таилось совсем другое, и хотя Полина списывала все на расстроенные нервы и расшатанную психику, ей не очень верилось, что дело лишь в этом.